"Дороги пустыни", ролевой отыгрыш, он же рассказ.

[Girhasha]

Girhasha cовместно с Altavista. И, конечно, Des-Azar, без которого отыгрыш превратился бы в очередной бессюжетный бабий квест.

+ Наброски на полях

И еще старые картинки на тему, если кто-то пропустил

Короткое примечание

Этот отыгрыш был начат в июле прошлого года, после надолго заброшен и, наконец, закончен - не без помощи Des-Azar'a, который повсюду доставляет здравый смысл и литературность. По факту, это ролевой отыгрыш, но по оформлению и композиции он стремится к законченному рассказу. Мы не старались специально выгладить его в рассказ, поэтому кое-где встречается фрагментарность, присущая текстовым отыгрышам.
_________________________________________

- Дружище, я, кажется, ясно выразился? Работы нет – нет, и не будет, - трактирщик Ворчунелло, лысый как колено гоблин с голосом, похожим на скрип подшипников, лишь на секунду отвлекся от полирования стойки, чтобы взглянуть на посетителя.
Напротив, на низкорослом гоблинском стуле, скрючился долговязый тролль. Его темное, иссушенное солнцем и песком лицо, было размалевано каким-то дикарским раствором из жира и сажи, делая и без того мрачную рожу пустынника еще страшнее. Башка тролля могла посоперничать в густоте шевелюры с макушкой самого Ворчунелло, кривые клыки дикаря, как и вся его морда, были черными и омерзительными. Единственное, что хоть как-то могло скрасить впечатление от хари проводника, так это яркие, цвета индиго глаза. Синий зрачок и такой же синий белок, лишь немногим светлее радужки.
И одарила же природа уродца!

- Найди работа. Проводников в городе нет, я один. Я поведу, - потребовал тролль.

- Найди работа. Проводников в городе нет, я один. Я поведу, - потребовал тролль.
- Некому путешествовать, будь прокляты твои шестеренки! – Ворчунелло начинал медленно выходить из себя, - Найдешь хоть одного путника в радиусе ста миль – можешь вести его хоть до Нордскола, мне плевать.
- Ты не расплатиться за прошлый рейд. Хорошо! – тролль развел руками в деланном смирении, - Я ждать плата с терпением, а ты давать другая работа.
- Какая «другая работа»? – передразнил тролля трактирщик, - И за что, скажи на милость, я должен тебе платить? Караван угроблен, верблюды и кодо разбежались, караванщиков перерезали, как свиней, а Гогельмогелю пришлось выплачивать страховку. Ты знаешь, что такое страховка, песочная ты голова?..
- А, дурацкий обычай гоблинов, - тролль усмехнулся, обнажив острые зубы, - Только идиоты платить другим за то, что они подохли.
- Еще раз назовешь Гогельмогеля идиотом – и вылетишь из города, как пробка из бутылки.
Но тролль, кажется, не замечал предупреждения коротышки, продолжая свои рассуждения:
- Я страховать кодо, потом убить кодо, а потом получать золото и покупать два новых кодо. Потом страховать оба кодо и снова убить, - он задумчиво побарабанил когтями по столешнице, - Слушай, гоблин, сколько сейчас стоит кодо? Я хотеть купить один.
- Обойдешься без кодо, - огрызнулся Ворчунелло, - Застрахуй свою руку и отрежь. Через год отрастет – и ты снова в бизнесе.
- А, хитрый коротышка! – тролль снова показал в ухмылке все зубы, - Если будешь и дальше давать такой же дельный совет, я взять тебя в дело.
- Говорит сначала как следует научись, - буркнул трактирщик и добавил со всем презрением, которое только имелось в его круглой зеленой голове, - Предприниматель.
- Возможно, я уметь говорить хорошо. Возможно, я не хотеть говорить хорошо – никогда не узнаешь наверняка, - тролль встал со своего места и бросил на стойку несколько медяков – за воду, что плескалась теперь в его бурдюке.
- Когда я прийти в следующий раз – позаботься о работа, коротышка. Иначе твоя рука иметь лишний локоть.
Ворчунелло скептически приподнял бровь: черномордый ублюдок постоянно кидал эдакие шуточки в своем стиле. Однако, гоблин уже давно привык не относится к угрозам проводника всерьез.
- Проваливай и не возвращайся, - в обычном для себя прощании отозвался трактирщик, - В следующий раз заведу сторожевого пса – специально против тебя.
- Застрахуй свой пес обязательно, коротышка, - посоветовал тролль и вышел из таверны, низко согнувшись перед дверным косяком.
Ворчунелло хмыкнул и принялся с прежним рвением полировать барную стойку. Другой более бесполезной работы в Прибамбасске, пожалуй, и не найти: едва вычистишь – опять все белесое от пыли. Пыль и песок, они тут везде. На одежде, на лицах, на шкурах животных. И, конечно, вездесущий песок попадает в горючее, в смазку, а с нею - в поршни и шестерни, заставляя стопориться даже самые надежные машины. Вот почему существование гоблинского поселения на самом краю Танариса представлялось трактирщику делом гиблым.
Из-за чертового песка они никак не могут отладить насосы и генераторы, что уж говорить об автоматизированных караванах, которые можно было бы направлять в любой край пустыни. «Путешествие по барханам - никакой опасности и максимум комфорта!» Эта вывеска над входом в его заведение наверняка привлекла быть толпы клиентов! Да где уж там… проклятый песок угробит любую повозку с мотором за пару дней – а с постоянными ремонтами, какая уж тут прибыль? Везет же ребятам на Мерцающей Равнине: у них там идеальное место для гонок – много соли и мало песка. Было идеальное место, пока не превратилось в дно морское. Воистину, странные настали времена!
Трактирщик скорбно вздохнул и взялся за дело, которое лучше всего помогало ему смириться с окружающей действительностью – стал пересчитывать дневную выручку.


«Эти гоблины все-таки отъявленные эгоисты», - подумала жрица, нагибаясь, чтоб зайти в таверну. – «В Прибамбасске ведь всегда полно путешественников и наемников, кого здесь только не увидишь – а они строят здания такими, будто живут здесь одни. Любопытно было посмотреть, как сюда заходит кто-нибудь, еще повыше меня».
Впрочем, внутри таверна была куда более просторная, да и потолок позволял эльфийке выпрямиться в полный рост. Окинув взглядом помещение, жрица подошла к стойке, за которой хозяйничал гоблин.
- Добрый вечер, леди, - он расплылся в улыбке, искренней до фальши, - Вы только прибыли к нам? Чего желаете?
Маленькие черные глазки гоблина пробежались по ее украшениям, поясу, дважды задержавшись – на кошеле и кинжале, и дорожной сумке.
Явиэль не могла похвастаться отличным знанием всеобщего языка, но гоблина она понимала. Кроме того, трактирщик мешал всеобщий с отдельными словами на дарнасском – причем, видимо, по привычке подстраиваться под клиента, машинально.
- Попасть в кратер Ун'Горо, - ответила Явиэль.
И не удержалась от легкой усмешки, заметив удивление в глазах гоблина. Она прекрасно знала, что даже с дорожным плащом на плечах и кинжалом на поясе мало походил на путешественницу.
- Ну, вам тогда караван ждать надо, пока туда отправится, - начал трактирщик, - Пустыня тут коварна – без проводника далеко не уйдете.
- Зачем мне ждать каравана?
- Одна с проводником пойдете? – приподнял брови трактирщик, - Это дороже, во-первых.
- Мне нужно как можно быстрее пересечь Танарис, - Явиэль, наконец, присела на стул перед стойкой. – И я готова за это платить.
Гоблин задумчиво побарабанил пальцами по стойке. Жрица гадала, с каким чувством борется в нем сейчас жажда денег.
- Проводник есть. Не знаю, насколько он вас устроит.
- Плохой послужной список? – хмыкнула эльфийка.
- Да нет, с этим все в порядке. В общем, придет – пробуйте договориться.
- Придет? И когда он придет?
- А вот того я не знаю. Но на днях должен. Может хоть сегодня вечером.
Явиэль вздохнула и положила сумку на соседнее пусто сидение.
- Тогда налей что-нибудь выпить. Лучше просто воды.
Ворчунелло скривил губы, но стакан воды налил.
- Пять медных, - невозмутимо проговорил он, ставя стакан перед посетительницей. Цену он, конечно, безбожно завысил. Если бы эта красотка хотя бы заикнулась о том, что в некоторых тавернах, дескать, воду дают просто так, задарма, лысый гоблин немедленно упрекнул бы ее в расточительности и изнеженности. Только те, кто живут в безжизненном Танарисе могут знать истинную цену воде! Проклятие, да она должна благодарить его за щедрость!
«Пожалуй, пять медяков, это даже маловато для такого большого стакана чистой и прохладной воды», - про себя решил Ворчунелло, бывалый трактирщик, который еще ни разу в жизни не испытывал смертельной жажды.
А его недавний посетитель, тот самый тролль с измазанным сажей лицом, цену жизни знал – и очень хорошо. Йолт’Зин – а именно так звали долговязого пустынника – первую свою жизнь провел среди песков и выбеленных скал Танариса, и привык относиться к воде с должным почтением. В былые времена ему ни раз приходилось лакать грязную муть из пересохших источников и пить сок жизни из тел собственных павших собратьев. Для существа, что не гнушается любой, даже самой дрянной воды, та прохладная жидкость с привкусом машинной очистки, что добывали и продавали в своем городишке гоблины, была истинным благословением.
Вот почему тролль всегда так неторопливо и аккуратно открывал свою флягу, а потом, утолив свою жажду двумя-тремя экономными глотками, так же бережно и тщательно ее закрывал. Это была хорошая, правильная привычка… к тому же, к вящему удовольствию пустынника, она немало раздражала тех, что ждали его в тени скал, и сейчас обступили настороженным, ощетинившимся копьями полукругом. Он видел, с какой ненавистью и завистью наблюдают за его действиями тролли. О! Он прекрасно знал этот горящий, измученный жаждой взгляд, вожделенно ловящий движения чужого кадыка.
Жалкие отбросы! Они завидуют ему! Завидуют его воде и добротной фляге из кожи кодо, в которую эта вода налита. Завидуют ему за то, что под седлом у него прекрасный, сильный зверь, что может нести его по пескам от восхода до заката, избавляя своего хозяина от надобности плестись по осыпающимся дюнам. Они завидуют его туго набитым седельным сумках, в которых довольно и еды, и золота.
Завидуют. Подумать только, а когда-то они были его сородичами. Это и сейчас было заметно – в их пронзительно-синих, как знойное небо пустыни глазах, в их черной, иссушенной коже. Но что еще общего было между ними? Алчность, быть может? Пусть так. Но эти жалкие дикари, что называют себя племенем Ярости Песков, обречены до самой смерти молить свое божество о воде и пище, в то время как он, Йолт’Зин, однажды узнавший цену золотым круглякам, уже давно алкал совсем иных сокровищ.
- Так значит, вы решили не возвращаться в Зул’Фаррак? – спросил тролль, неторопливо прилаживая флягу к седлу своего раптора.
- Все верно, мы не вернемся, - один из троллей, верзила со сломанным клыком, как видно, мнивший себя главарем среди кучки этого сброда, устало покачал головой, - Дела совсем плохи. Одолеть город гоблинов невозможно. К тому же, они постоянно подсылают к нам вооруженные отряды, заставляя нас обороняться. Зул’Фаррак может стоять долго, а его защитники – нет. Я не знаю, как долго это будет продолжаться, но однажды нас все равно уничтожат.
- Не слишком героическая речь, мой однозубый друг, - лениво усмехнулся Йолт’Зин, – Не думал я, что ты так боишься умереть, Гихинджи.
Верзила осклабился:
- Сам знаешь – смерти я не боюсь. Боюсь, что смерти не будет. Зул’Фарраку нужны воины, много воинов – не важно, живых или мертвых. Как только мы погибнем, нас тут же поставят в строй. Снова, и снова, и снова.
Пустынник скривил губы, словно слова однозубого пробудили в нем какие-то давние, и не слишком приятные воспоминания, но ничего не ответил. Главарь, принимая его молчание за признак внимания к его речи, продолжал, уже более воодушевленно:
- Нам нужна вода, отступник. Вода и еда. Оружие. За все это мы готовы платить.
- Платить чем? – жестко прервал его тролль, - Вы сбежали из Зул’Фаррака, сколько ценностей вы успели с собой прихватить? Дай угадаю. Ровно столько, сколько уместилось в ваших карманах, когда вы впопыхах перед уходом выгребали свой жалкий скарб из хижин? У вас нет ничего, или не будет ничего, очень и очень скоро. Как долго вы, идиоты, сможете оплачивать мои услуги, не имея возможности появляться в Зул’Фарраке? Вы бедны и глупы, демоны вас подери, так на что вы собираетесь покупать у меня воду?
Однозубый, слушая его речь, едва сдерживал свою ярость. Не нужно было быть знатоком мимики, чтобы угадать плохо скрытое негодование в этих подергивающихся губах и бровях, грозно сомкнувшихся на переносице.
- Ты считаешь нас идиотами? Бедняками?
- В первую очередь – идиотами, - сквозь зубы процедил Йолт’Зин, уже уставший от их разговора. Нужно убираться отсюда, и побыстрее. А после – навсегда забыть о сделках с дикарями.
- Ты ошибаешься, отступник, - прорычал однозубый, - И, видят духи, я бы прибил тебя за эти слова, но я повременю со своим желанием – до тех пор, пока не получу от тебя все, что хочу.
- Я не сказал, что иду на сделку.
- Это потому, что ты еще не видел награды.
Главарь сделал знак одному из троллей, и он поспешно подал ему сумку. Однозубый открыл ее, позволив проводнику мельком взглянуть на содержимое. Этого, впрочем, было вполне достаточно. По лицу Йолт’Зина, в первый момент удивленно вытянувшемуся, а в следующий – расколовшемуся в приступе неудержимого хохота, все было ясно без слов.
- Ахха! Вы сделали это! Хороши же вы, ребята! Проклятие, вы унесли статуэтку вашего чертового божества из храма. Унесли! И после этого вы хоть на что-то надеетесь?..
- Мы не надеемся. Мы знаем, что ты сделаешь все, лишь бы получить этот кусок золота.
Лицо Йолт’Зина вновь приняло серьезное выражение:
- Почему не продадите сами?
На этот раз пришел черед однозубого расхохотаться:
- На кой черт нам деньги? К тому же, мы не дураки, и понимаем, что гоблины попытаются нас обмануть. Нет уж, лучше мы получим вознаграждения от тебя, и будем получать его долго. Придется, демон тебя побери, потрудиться, чтобы отработать эту штуку.
Йолт’Зин кивнул и коротко произнес:
- Ваши условия?


Когда раптор тролля принес своего хозяина обратно в Прибамбасск, уже стемнело. Ветер гулял над верхушками дюн, предвещая неспокойную ночь. В такую ночь лучше запереть своего скакуна в стоило, а самому спрятаться за надежными стенами таверны – там, где ни пыль, ни песок не смогут достать тебя. Йолт’Зин направил раптора к трактиру, намереваясь заночевать в заведении маленького гоблина. Однако, уже при приближении к приземистой, похожей на перевернутую миску гоблинской постройке, он почуял неладное. Трактирщик Ворчунелло ждал его на пороге свое забегаловки с фонарем в руках. На его зеленой роже было написано беспокойство.
- Что, коротышка, найти работа? – с ухмылкой спросил Йолт’Зин, вновь возвращаясь от тролльего наречия к ломкому, неподатливому в его устах, языку торгашей.
- Найти, найти! – замахал руками Ворчунелло, - Сразу после того, как ты ушел, сюда заявилась девушка. Искала проводника в Ун’Горо. Клянусь шестеренками, в другое время я никогда не порекомендовал бы ей тебя, но так уж получилось – она спешила, выбора не было…
- Ты говорить опрометчиво – я хороший проводник. Я отвести девчонку.
- Так в том то и дел! – гоблин в отчаянии всплеснул руками, - Она не дождалась тебя, уехала до заката. Я, конечно, дал ей карту, но ты посмотри на погоду!
- Будет буря.
- Вот, я уже собрал тебе припасы в дорогу. И воду, я набрал для тебя воды.
Йолт’Зин бросил взгляд на лысого коротышку с высоты седла. Похоже, маленький прохвост отнюдь не такая бездушная скотина, которой хочет казаться.
- Давай сюда мешки. А пока говорить, куда ты направил ее.


Трактирщик отговаривал ее так упорно, что Явиэль почти поверила в его искренность. Но всего его разумные доводы не значили для жрицы ровным счетом ничего. Просто сидеть и ждать она могла и в Фераласе. Вернее – так и не смогла.

- Подкрепление слишком задерживается.
Тауриндил оторвался от рукояти кинжала, которую покрывал ровными витками кожаной полоски и посмотрел на эльфийку. Она стояла у окна, и друид ответил не сразу, залюбовавшись тем, как играет лунный свет в ее изумрудных волосах.
- Что поделать? Шандрисса обещала прислать отряд, а мы обещали его дождаться.
- А еще мы обещали быть в Силитусе через три недели, - резко бросила жрица. – Сколько прошло времени? И сколько понадобиться нам, чтобы с десятком-другим воинов переплыть Тысячу Игл, перейти Танарис и Ун’Горо?
- Да, мы прибудем позже. Но это даже хорошо – у Галаноделла и Мириммэ будет больше времени, чтобы организовать все в Крепости Кенария.
- Он начнет эту зачистку через три недели, вне зависимости от того, прибудем мы, или нет.
- Брось, - Тауриндил отложил кинжал и потянулся, - Он не глупец. Да и подкрепление скоро будет, Таэнаре говорит…
- Она всегда говорит. Слишком много. Лучше бы подумала что-нибудь со своими порталами, чтобы нам успеть вовремя.
- Да что с тобой? – удивленно спросил друид. – Ты слишком много думаешь об… этом. Тебе нужно успокоиться. Иди сюда, поспи, в конце концов.
Явиэль посмотрела на эльфа и покачала головой.
- Лучше я прогуляюсь, - и эльфийка вышла из комнаты, не дожидаясь возражений.
Новый Таланаар был наполнен негромкими звуками, привычными для ночного эльфийского городка. Почти мирного – после того, как удалось отбить основные атаки Зловещего тотема, здесь понемногу строился полноценный порт. А пока через море, в которое превратились Тысяча Игл можно было перебраться на легких эльфийских лодках, вмещавших до пяти воинов, или пару всадников с саблезубами.
Явиэль подошла к лунному колодцу и присела на белоснежный бортик.
Слева высились бесконечные хребты гор, на которые жрица посмотрела почти с ненавистью. Ведь Силитус совсем рядом, за этими пиками. Но их можно пересечь разве что в одиночку – гиппогрифы не переносят такого пути без остановок, а выбрать место для отдыха среди скал нелегко. Поэтому идти приходится, делая огромный крюк.
«Море, пустыня и джунгли. За сколько такой путь преодолеют два десятка воинов?» - Явиэль задумчиво посмотрела на мерцающую под лунным светом гладь воды. – «А за сколько этот путь преодолею я одна?».
За пять лет ей слишком часто приходилось срываться с места, что-то решив. Поэтому больше времени на раздумья жрица не тратила.
На ее счастье Тауриндил уже уснул. Явиэль аккуратно подняла свою сумку – в изматывающем ожидании жрица давно ее собрал – и бесшумно вышла, не задержав взгляд на спящем друиде.
Дежурный часовой без вопросов начал собирать лодку. Явиэль потрепала по голове саблезуба, недовольно усаживающегося в лодку и обернулась на шелест крыльев. На деревянный бортик, царапнув по нему когтями, уселась черная сова.
- А ты остаешься, дорогой, - Явиэль наклонилась погладить его по антрацитовым перьям, - В пустыне тебе делать нечего. К тому же, мне нужно, чтобы ты кое-что передал.
Жрица потянула из сумки кусочек пергамента и перо, быстро начертала несколько строк. Сова неподвижно сидела, пока жрица привязывала записку к ее лапке, только наклонила голову, внимательно смотря на эльфийку. И вспорхнула, едва она закончила.
«Одному я у него научилась очень хорошо. Уходить, не объяснив куда – слишком жестоко».

Текст очень большой, поэтому выложен кусками в комментариях под этим постом. То есть здесь >>>

@темы: ролевка, WoW, арт, литература, Йолт'Зин

Comments

[Girhasha]

Ящер внезапно резко дернул головой, и жрица, зашипев от боли, дернула поводья в ответ. Она сломала голову, пытаясь решить, что хуже – заставить идти по пустыне саблезуба, или последовать предложению гоблина оставить его в стойлах Прибамбасска в обмен на более подходящего для передвижения по пустыне зверя. Жрица понимала, что, скорее всего, на саблезубе она бы и вовсе никуда не уехала, но управлять раптором и держаться в седле было неудобно и непривычно, хотя гоблин честно выбрал для нее ящерка поменьше. Кроме того, зверюга оказалась очень упрямой. Явиэль ловила себя на мысли, что больше всего ей хочется приструнить вредную тварь словом тьмы. Вот и сейчас ящер замер на месте, высоко подняв голову, и не реагировал ни на слова, ни на рывки поводьев. Казалось, он даже не дышит – только постукивал по песку большой коготь на задней лапе.
Явиэль махнула на него рукой и воспользовалась минутной передышкой, чтобы посмотреть карту. Нарисована она, в общем-то, была весьма толково, ориентиров хватало, а опасные места недвусмысленно обозначались черепами. Раптор резко повернул голову и снова замер. Явиэль вздрогнула от неожиданности, убрала карту и посмотрела туда же, куда пялился зверь.
- Ну, что такое?
Внезапно жрица поняла – что. В пустыне было тихо. Неестественно тихо – пропал даже ветер, шуршавший песчинками. Духота как будто бы резко усилилась, Явиэль с трудом сглотнула. Неловко, с внезапным страхом повернулась в седле и замерла не хуже ящера. На горизонте появилось темно-бурое облачко, которое не заслуживало бы внимание. Если бы не приближалось, разрастаясь с каждой минутой.
Песчаная буря.
Бушующие массы песка стремительно неслись по пустыне, сопровождаемые далекими всполохами молний. Все вокруг застыло в напряжении. Вся та незаметная, мелкая жизнь, что копошилась у подножия барханов, поспешно пряталась в свои норы, готовясь встретить натиск стихий в своих ненадежных убежищах. Где-то далеко пролаяла одинокая гиена, но вскоре и ее голос затих. Даже сами дюны, казалось, настороженно и торжественно притихли. В ближайшие часы их острые гребни падут под натиском ветра и пыли, чтобы заново лечь в песках часами или днями позже.
Песчаная буря мчалась по пустыне, взметая в небо клубы пыли и песка, фанфары грома и зарницы молний объявляли о ее приближении.
Раптор нервно переступал с ноги на ноги, раскачиваясь всем телом и норовя сорваться в стремительный бег. Его глаз то и дело косил на наездницу, то ли в недоумении от того, что они все еще топчутся на месте, то ли прикидывая, насколько легко в случае опасности можно будет избавиться от лишней ноши в своем седле. Наконец, животное издало пронзительный, скрипучий звук, выражающий, должно быть, собственное несогласие с действиями наездницы. Ему ответил очередной раскат грома, расколовший небо прямо над их головами. Это оказалось последней каплей, упавшей в чашу терпения своенравного скакуна: раптор, подстегнутый рокотом грозы, рванул через пустыню в стремительном, паническом бегстве.
Явиэль каким-то чудом не выпустила поводьев, и, повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, наклонилась вперед, прижимаясь к шее ящера. Нечего было и думать о том, чтобы попытаться управлять раптором, даже будучи спокойным, зверь не слишком-то ее слушался. Впрочем, жрица не думала ни о чем вообще – страх перед неуправляемой стихией, природой, которая ей была неподвластна, затопил все мысли эльфийки. Будь она в состоянии пошевелиться – еще бы и пришпорила зверя.
Но как бы ни были быстры ноги ящера, пылевая буря неслась быстрее него. Первые песчинки уже впивались в кожу путешественницы, порывы ветра подгоняли в спину, заставляя раптора ускорять свой бег.
Вокруг стремительно темнело – будто солнце, изменив своему привычному ритуалу, поспешно скатилось за горизонт, оставляя мир на расправу бушующей мгле. Через несколько минут раптор бежал уже почти в полной темноте, не разбирая дороги. Вот почему за раскатами грома и маревом клубящегося песка, жрица не сразу разглядела, что бок о бок с ее ящером движется еще один силуэт. Она хотела крикнуть, но вовремя отказалась от этой затеи, понимая, что песок мгновенно забьет ее горло, стоит лишь на мгновение разомкнуть губы. На мгновение жрице даже показалось, что это всего лишь морок, порождение безумного танца песка и ветра.
Но тень приблизилась, и по силуэту Явиэль поняла, что это такой же наездник на рапторе, как и она. В клубящейся пыли невозможно было разглядеть ни его лица, ни фигуры, единственное, что она могла сказать с убежденностью, так это то, что он был высок и крупный зверь под его седлом уверенно догонял ее собственного, выдохшегося от изнурительной гонки, раптора. Ящеры какое-то время бежали бок обок, жрице даже казалось, что она чувствует, как ударяется ее стремя о стремя незнакомца. Потом ее неожиданный спутник – или преследователь? – вырвался вперед, пытаясь, видимо, ухватить поводья ее зверя. После нескольких попыток ему это удалось, и ящер остановился, едва не сбросив наездницу в песок. Но не успела жрица обрадоваться этому, как в следующую секунду чьи-то руки уже стаскивали ее с седла. Почему-то Явиэль не испугалась – не сказать, что она сразу поверила в благие намерения неожиданного попутчика, просто сейчас бояться чего-то сильнее, чем бури, она не могла.
- Ложись, - дыхание незнакомца обожгло ее ухо, - Не сметь двигаться.
И, не дожидаясь, пока его приказ будет выполнен, человек с силой прижал ее к земле. Впрочем, Явиэль не собиралась сопротивляться или спорить. Кто бы ни был этот незнакомец, в отличие от жрицы, он явно знал, что делать. Удары ветра сразу стали слабее: что-то защищало спину девушки. Во тьме ее пальцы нащупали горячую, жесткую чешую: раптор. Животное лежало на песке неподвижно, только его грудь вздымалась часто и тяжело.

[Girhasha]

Где-то рядом послышался пронзительное, отчаянное верещание ящера: незнакомец пытался заставить лечь ее собственного зверя. За свистом ветра она могла расслышать лишь обрывки его слов на незнакомом языке, по интонациям можно было догадаться, что человек отчаянно ругается. Резковатый, отрывистый язык показался жрице смутно знакомым, но эта мысль лишь скользнула по краю ее сознания. Наконец ему удалось справиться с животным, и их импровизированное укрытие получило ненадежную защиту с еще одной стороны.
- А теперь помоги, - он сунул в руки девушки край жесткой ткани, - Постарайся привязать к седлу.
Не пытаясь даже осмыслить, что он делает, Явиэль подчинилась, плохо слушающимися пальцами пытаясь разобраться в сплетении седельных ремней. Песчинки впивались в кожу, не давая возможности нормально осязать предметы, видеть в песчаной мгле жрица тоже не могла, а ветер норовил вырвать ткань из рук. У незнакомца, по-видимому, дела шли куда как лучше: Явиэль услышала за спиной резкий окрик с такой красноречивой интонацией, что перевод не потребовался. Оттолкнув ее, насколько это позволяло пространство между двумя телами рапторов, незнакомец осторожно, но быстро протянул от своей стороны закрепленную ткань, накрывая их с головой. Явиэль прижалась к земле, пока он закреплял другой край. Попавшие под импровизированный тент песчинки быстро оседали, превращая пыльную мглу в обычную темноту. Жрица позволила себе вздохнуть чуть глубже, не опасаясь подавиться песком.
- Края, - отрывисто бросил ей незнакомец.
Явиэль быстро нащупала еще свободные края ткани и начала их закреплять, чтобы порывы ветра не задрали их. Закончив и почувствовав себя в относительной безопасности, жрица неловко повернулась на бок, пытаясь, наконец, разглядеть своего неожиданного спасителя. Глаза эльфийки куда лучше видели во мраке, чем при дневном свете, но сейчас даже она мало что могла различить. Вой ветра будто бы приутих, сменившись шорохом трущихся о ткань песчинок, и звуками дыхания – двух ящеров, ее собственного и незнакомца. И если жрица дышала судорожно, то дыхание разделившего с ней укрытие человека было лишь чуть учащенным, спокойным, почти расчетливым. Явиэль облизала сухие губы и хотела сказать или спросить хоть что-нибудь, чтобы разрушить неуютную, напряженную тишину, но незнакомец ее опередил:
- Побереги слова. И дыши через что-нибудь.
Явиэль тут же закашлялась, торопливо прижав к лицу рукав платья. Впрочем, любопытства это ей не убавило. Тем более, отойдя от первого шока, жрица уже всерьез задалась вопросом, кому понадобилось спасать бестолковую путницу. Она давно разучилась помогать просто так, тем более с риском для себя – и разучилась верить, что такое возможно со стороны окружающих. А еще она чувствовала едва различимые отголоски смутно знакомой силы, но такие слабы и столь искаженные, что Явиэль не могла понять, какой именно. На раскрытой ладони жрицы мягким желтым светом засиял крошечный огонек, нехотя разгораясь. Неяркое сияние коснулось притихших ящеров, окутало уже начавшую в нескольких местах прогибаться от нанесенного песка ткань и выхватило, наконец, из темноты очертания незнакомца. Жрица отшатнулась, впрочем, если кто это и заметил, так это раптор, в чей бок она еще сильнее вжалась. Когда-то очень давно Явиэль пыталась убедить жреца не видеть в каждом ордынце врага, но сейчас собственные доводы показались ей слишком неубедительными. К тому же сидящий перед ней серокожий тролль, чье лицо и абсолютно лысую голову покрывали багровые узоры, мало походил на представителя дружественных Орде тролльих племен. Бушующая буря уже не казалась жрице столь опасной, отчего-то сразу вспомнились истории о гастрономических пристрастиях этого народа. Все эти мысли за какую-то секунду пронеслись в голове Явиэль, а в следующую она встретилась взглядом с небесно-синими глазами тролля. И, уже скорее от неожиданности, чем от страха, жрица все-таки сдавленно вскрикнула, а светлячок на ее ладони погас.
Тихий смешок тролля потонул в завываниях ветра. Меньше всего он ожидал встретить в этой пустыне одну из ночных, но, видят духи, она и сама была удивлена не меньше него. Йолт’Зин все еще мысленно смаковал этот момент: призрачный огонек в тонких пальцах девушки, нежное, настороженное лицо, и прямо напротив – его рожа, вся в песке и смазанной краске. Должно быть, не многим благородным дочерям калдорей выпадает «счастливая» возможность увидеть живого тролля так близко. Впрочем, и о троллях можно сказать тоже самое: кому придет в голову разглядывать живого врага, если есть возможность сначала пристрелить его, а уж после – всесторонне изучить.
Но, как бы там ни было, им двоим предстоит провести под этим жалким тентом целую ночь, и стоит ли проклинать жестокосердных лоа за то, что вместо крутобедрой троллихи они ниспослали ему девицу калдорей?
Йолт'Зин устроился поудобнее и не спеша раскупорил свою флягу:
- Буря кончится утром. Сейчас спать и стараться не прибить меня ночью. Иначе ты остаться в пустыне одна с твой глупый ящер и без проводника.
«Спать?!» Явиэль посмотрела на тролля почти возмущенно, даром, что он уже не видел ее лица. Предложение уснуть под зловещую симфонию бури в самом деле выглядело для эльфийки как издевательство. Ей хотелось закутаться в покрывало из тьмы, так она бы чувствовала себя более защищенной, но сейчас жрице не хотелось показывать свою слабость – или раскрывать силу.
- Я… не сплю ночью, - сказала Явиэль, удивляясь тому, как хрипло звучит ее голос.
«Тем более рядом с малознакомыми подозрительными типами. Прибить его – это что, тоже насмешка?»
Представить, что этот тролль всерьез ее опасается, вспоминая, с какой легкостью он стащил ее с седла, эльфийка не могла. Несмотря на то, что ей не раз приходилось справляться с врагами, превосходящими ее физически или численно – сейчас собственное мастерство казалось жрице беспомощным и бесполезным. В этой пустыне правили совсем другие законы. Явиэль впилась ногтями себе в ладонь, пытаясь сосредоточиться и успокоиться. «Во всяком случае, он мне помог – не съест же теперь. Или съест?! Стоп… Остаться без…»
- Ты и есть тот проводник, о котором говорил мне гоблин-трактирщик?
- Я не знаю о ком он тебе говорить, но другого проводника здесь все равно нет, - хмыкнул тролль, продолжая невозмутимо и деловито устраиваться на ночлег. Привалившись к боку присмиревшего раптора, он, достав из сумки тряпицу, принялся вытирать лицо от остатков краски. Пыль и песок, смешавшись с жирной смесью, призванной защитить кожу пустынника от ожогов, превратили его скулы и лоб в подобие иссушенной маски. От малейшего прикосновения ткани куски бывшей раскраски облетали сухими корками.
- Только дурак выбирает раптор для путешествий по пустыне, - заметил Йолт'Зин, видимо, чувствуя себя обязанным поддержать разговор, - В следующий раз бери кодо. Хороший кодо знает, что делать, если приближается буря.
Явиэль недоверчиво покосилась в темноту. «Что ж, если он этим зарабатывает, у меня действительно есть шанс добраться до УнГоро целой и невредимой». Благодаря габаритам рослого тролля под их навесом оказалось достаточно места, чтобы жрица сумела устроиться почти удобно. Явиэль осторожно зажгла еще один огонек – слабый, едва выхватывающий из темноты черты ее собственного лица, делающий мрак вокруг и вовсе непроницаемым. На какую-то минуту показалось даже, что она здесь одна – пока тролль снова не заговорил.
- Раптора мне посоветовал гоблин, – с легкой обидой отозвалась жрица, не отрывая взгляд от огонька. «Только дурак…» Ей будет все равно, если она успеет. - А с… кодо?.. я бы вовсе не управилась, они слишком большие.
«В следующий раз? Нет, надеюсь, в следующий раз в эту пустыню я приду не одна, а с отрядом, который будет возвращаться из Силитуса. С победой».
- Большие, говоришь? - Йолт'Зин скривился в ухмылке, - Один раз я видеть маленький собачка, который кусал охотника за ноги. Охотник мог убить ее одним ударом, и это было бы гораздо проще, чем заставить эту шавку замолчать. Утверждать, что ты не можешь управиться со зверем потому, что он большой, это все равно, что считать раптора быстрым потому, что у него красный чешуя.
Поудобнее устроившись на своем ложе, тролль зевнул, показывая, что разговор окончен. Снаружи завывал ветер, и плотная ткань едва ли заглушала звуки бури и грозы. Было странно ощущать, что где-то над ними, за тонким покровом тента, носятся в воздухе огромные облака пыли, постепенно заметая ничтожные фигурки, спрятавшиеся в своем жалком и таком ненадежном убежище. Тролля, однако, все эти размышления ничуть не заботили: уже через пять минут он заснул - так, словно находился в мягкой постели за надежными стенами таверны, а не в жалкой палатке, растянутой между спинами двух спящих хищников.
Каким бы диким для Явиэль это не казалось – но тролль действительно спокойно уснул. Рапторы, похоже, от безысходности последовали его примеру. Впрочем, ящер тролля, скорее всего, не раз попадал в подобные переделки.
Жрица честно закрыла глаза, но не могла заставить себя расслабиться. Тело чутко реагировала на каждый порыв ветра, что был чуть сильнее прочих, на любое движение прогибающейся под тяжестью песка ткани. В конце концов, Явиэль все-таки одолел сон, вернее, какой-то бессвязный и невнятный ночной кошмар. Она не знала, сколько раз за ночь проваливалась и снова выныривала из липкого омута болезненной дремы. А, проснувшись в очередной раз, поняла, что под тентом царит настороженная тишина. Беснующийся ветер утих.
- Эй, - неуверенно позвала Явиэль. Жрица только сейчас поняла, что тролль не назвал ей своего имени, да и она сама не представилась, - Проснись!
Протянув в темноту руку, эльфийка коснулась плеча своего проводника.
Легкое прикосновение к его плечу мгновенно вывело тролля из забытья. Он бросил быстрый взгляд на спасенную им девушку, мысленно ругая себя за проявленную беспечность. Нельзя засыпать слишком крепко рядом с той, кто по всем законам этого мира должна быть твоим врагом, но… разве он виноват в том, что снова видел эти странные видения?
- Проклятие, - в темноте он зашевелился, еще преследуемый обрывками прекрасного и одновременно гнетущего сна.

[Girhasha]

Шумящие кроны деревьев, теряющиеся так высоко над головой, что, кажется, само солнце покоится на мягких покрывалах их ветвей. Другое солнце, не похожее на то безжалостное светило, царящее здесь, в бесплодном Танарисе. Там, в том месте, что он видел, солнце было так же нежно и ласково, как струи лесного ключа, как песня птиц в глубине тенистой чащи, как прикосновение трав к его осторожным лапам. Прячась в кружеве солнечных бликов, он крался медленно, боясь спугнуть свою добычу. Трепещущие звериные ноздри жадно втягивали запах крови и молока: разрешившаяся олениха, легкая добыча для удачливого охотника. О, как сладко было ощущать упругое напряжение собственных мышц, каким блаженством было отпускать на волю мощное, тугое, как пружина, тело. Как упоительно было лететь в стремительном прыжке, до боли напрягая когти – и впиваться в плоть, ощущая на языке жаркую воду жизни. Воду, которую было более чем достаточно в этой земле, и в этой листве, и в этом горячем, трепещущем теле… а потом вода стала песком, и он почувствовал, что жадно пьет пыль и землю. Он проваливался в яму, а сверху неиссякаемым потоком низвергался песок, постепенно засыпая его тело, руки, сдавливая грудь, прижимая веки – до тех пор, пока он не оказался в полной темноте…
В темноте. Йолт’Зин напряженно выпрямился, упершись макушкой в натянутый тент. Ткань просела под тяжестью песка. Было так темно, что невозможно было разглядеть даже собственной руки. Почему так темно? Разве ночь еще не кончилась?..
Он поспешно потянулся к краю ткани, развязывая тугие узы, что сам затянул впопыхах прошедшей ночью. Из щелей сыпался песок, а вместе с ним – и первые робкие лучи света. Это означало, что буря закончена и они – слава духам! – не погребены заживо. Но Йолт’Зин почувствовал себя спокойнее лишь тогда, когда увидел синее рассветное небо у себя над головой.
- Нет ничего хуже, чем быть погребенным в песке, - проговорил он, не глядя на спутницу и обращаясь, кажется, к самому себе. На какое-то мгновение в голосе проводника скользнуло неподдельное облегчение, словно он только что одержал победу в сложной и изнурительной схватке.
Буря ушла, и безжалостное солнце вновь поднималось над горизонтом. У них есть лишь несколько кратких, относительно нежарких часов до полудня, когда рапторы смогут бежать в полную силу. Потом даже для них путешествие станет утомительным и, вероятно, им всем придется пережидать жару в укрытии.
- Ешь, пока я кормлю рапторов. Потом мы отправляться в путь.
Тролль расправился с тентом, и Явиэль прищурилась, глядя на лазурное небо. День никогда не был ее временем, солнечный свет не вызывал у нее радости. Тем более здесь, где он приносил не только слепящее белое сияние, но и изнурительную жару. Жрица, выпрямилась, потянулась, разминая затекшие мышцы, поворошила ладонью волосы, вытряхивая из них песок. Бесполезное занятие. Ей показалось, что тролль слегка взволнован, но он быстро успокоился, или просто взял себя в руки. По крайне мере, командовать начал уверенно. Жрица фыркнула себе под нос, но послушалась. Села на песок, подтянув к себе свою сумку. Только когда прохладная вода коснулась ее сухих губ, жрица поняла, что слишком давно не пила, как-то позабыв об этом. Утолив жажду, она посмотрела на ловко управляющегося с рапторами тролля. - За сколько мы доберемся до УнГоро? – спросила она, убирая флягу и перетряхивая сумку, тщетно пытаясь избавиться от вездесущего песка.
- Завтра ночью, - неохотно отозвался тролль. "Когда мы будем на месте?" - первейший и самый очевидный вопрос человека, который стремится добраться до некоей конечной цели. Но разве можно с уверенностью ответить на этот вопрос, если речь идет о путешествии по пустыне?
- Не стоит спешить, пересекая Танарис, - тролль обстоятельно увязывал сумки, из которых только что достал сушеное мясо для себя и рапторов. Небольшой паек, рассчитанный на то, чтобы утолить первый голод и восстановить силы. Пустынник разделил свою трапезу с двумя хищниками, после чего опустошил один из мехов с водой в глубокую деревянную миску. Ничтожный сосуд для такого крупного зверя, как раптор, однако, оба ящера относились к своему положению на удивление стоически. Они привыкли к скудному рациону пустынников, зная, что свежая вода и мясо будут ждать их только по окончанию пути.
- До полудня будем ехать без остановки, а там постараться найти укрытие до вечера. Потом ехать всю ночь. Следующий полдень мы приехать на развалины, самое сердце пустыни. Там рапторы будут отдыхать, - трехпалая, грубая рука проводника погладила чешуйчатую шею ящера, - Если ящерица падет от жары, выжить будет сложно.
Еще раз проверив надежность седельных ремней и крепость подпруги, тролль вскочил в седло и посмотрел на эльфийку:
- Не поздно повернуть назад. Я проходил этим путем сотни раз и каждый раз возвращался назад. Но я не обещаю этого _тебе_. Я предупредить тебя: ты можешь погибнуть. Караван идет долго, но караван почти всегда достигает свой цель. Одинокий путник умирать здесь. Часто. Здесь никто никогда не найдет твои кости.
Жрица молча стояла возле раптора, опустив голову и держась за седло. От слов тролля по ее спине пробегал холодок, несмотря на палящее солнце. Всякому безрассудству есть предел. И она свой почти исчерпала. Тролль прав – это слишком опасно. Пустыня уже бы ее сожрала, если бы – почти по счастливой случайности – проводник не нагнал ее. Можно вернуться в Прибамбасск, дождаться отряд, и пойти всем вместе. Тауриндил, наверное, даже не будет злиться: обрадуется, что она цела и невредима. Еще не поздно повернуть назад.
Явиэль подняла голову и взглянула в синие глаза тролля.
- Поздно, - твердо ответила она, не отводя взгляда. – Я не вернусь.
Жрица решительно забралась в седло – не так изящно и легко, как тролль. С подола платья снова посыпался песок, шурша по чешуйчатому боку раптора. Жрица проводила взглядом песчинки – так же стремительно убегало драгоценное время.
- Прошу тебя, - уже тише добавила она, - Я понимаю, что мы не можем ехать все время. Я понимаю, что животных нужно беречь. Но, пожалуйста, доведи меня так быстро, как это только возможно.
Губы тролля скривила усмешка:
- Я предупреждать.

[Girhasha]

Рапторы сорвались с места, радуясь быстрому бегу и бескрайнему, еще не распаленному солнцем, простору пустыни. Пустынник уверенно правил своим скакуном, находя дорогу меж гребней дюн. Девушка не отставала от него, хотя непривычный, тряский аллюр раптора доставлял ей немало неудобств. В беге раптора не было ничего схожего с упругим галопом лошади или мягкой рысью дикой кошки. Привыкнуть к этому за один день невозможно, и расплата за неудачный выбор еще настигнет путешественницу, отозвавшись болью в спине, ногах и разбитых ягодицах.
И все же, не смотря ни на что, она хорошо держалась в седле. Йолт'Зин то и дело оглядывался на свою спутницу, ожидая увидеть на ее лице усталость или разочарование, но тонкое, по-эльфийски точеное лицо молодой калдорей по-прежнему не выражало ничего, кроме холодной осмысленной решимости. Как видно, ее дело и вправду было безотлагательно, а иначе зачем бы ей рисковать своей шкурой, пускаясь в путь с первым попавшимся проходимцем? Странно, но девчонка почти не сомневалась в нем. Она доверилась незнакомцу, врагу: существу, которое большинство из ее сородичей сочли бы монстром. И даже ее слова, обращенные к нему - к нему, дикарю, уроду! - не несли в себе ни высокомерия, ни отвращения.
Демоны ее сожри, да кто же она такая?
"Какая разница кто она? Я предупредил ее, я сказал ей, что она может погибнуть. Она сделала выбор".
Тени, бежавшие рядом с ящерами, укорачивались, и проводник все чаще вглядывался в горизонт, ища укрытие, в котором они могли бы переждать самые жаркие дневные часы. Наконец, им подвернулась подходящая группа камней, среди которых торчали отполированные до блеска гигантские кости. Здесь можно будет растянуть тент и отдохнуть несколько часов.
Он указал спутнице на свою находку:
- Переждем здесь. Когда солнце остынет, ящеры бежать лучше. Сможем ехать всю ночь.
Уже через четверть часа их временный лагерь был разбит, а животные отдыхали, получив еще одну скудную порцию воды.
За все это время калдорей не произнесла ни слова, однако, вся ее поза, ее напряженный, вглядывающийся в горизонт взгляд, говорили сами за себя. Так могут спешить лишь те, кто убегает от смерти, или наоборот - страстно ищут ее. Некоторое время Йолт'Зин изучал ее, но потом, не удержавшись, все же заговорил:
- Ты странная девушка. Куда ты так спешить? Зачем делать столько глупостей? Зачем доверилась мне? Ты должна была убить меня сразу, как только увидела.
Явиэль медленно обернулась к троллю. Он был действительно страшен, уродлив, даже по сравнению с теми представителями его расы, что она видела – в основном издалека – раньше. Но непривлекательность проводника жрицу мало заботила. Тролль, орк, да появись среди пустыни хоть демон Легиона, который знал дорогу до УнГоро – она бы, не раздумывая, приняла его помощь.
Жрица молча смотрела на своего проводника, не зная, что ему сказать. Тело болело и ныло, кружилась голова от двух почти бессонных дней. Тент в основном защищал от жары, но не от духоты, хотя тонкий шелк платья приятно холодил кожу. Больше всего ей хотелось просто лечь на землю и закрыть глаза, закутаться в кокон из тьмы, прячась от слепящего и жарящего солнца. Но позволить себе Явиэль этого не могла – вряд ли проводник ее пожалеет, но, если заподозрит, что такой темп она не выдерживает, может замедлиться.
Ей было трудно заставить себя разлепить губы – да и как рассказать этому пустыннику о дороге, приведшей ее сюда? О дороге, что три года назад протянулась от пустой комнаты в таверне Штормграда до Чумных земель. О том, что, сколько бы глупостей она ни сделала, Галаноделл всегда умудрялся делать больше. И сделает снова – если она не успеет ему помешать.
Куда она торопится? Она, разучившаяся исцелять, даже просто помогать кому бы то ни было – не то, что рисковать своей жизнью?
Может жрица и ответила бы троллю, если б могла это объяснить самой себе.
Проводник чуть настороженно изучал ее, ожидая ответа. Странно, что он вообще отговаривал ее ехать, что пытается ее понять. Что ему за дело до самоуверенной эльфийки, решившей, что ей и пустыня по плечу? Явиэль смотрела на тролля, и вновь ей почудились отголоски какой-то знакомой силы. Изломанной, изуродованной, но одновременно в чем-то близкой и привычной.
- Убить тебя? – наконец произнесла Явиэль. - Зачем? Чего мне бояться, что ты можешь сделать? Убить сам, после того, как спас от смерти? Ограбить? Изнасиловать? – уголки губ эльфийки искривились в усмешке, - Я смогу постоять за себя. Ты знаешь дорогу и знаешь, как выживать в пустыне – так почему бы мне тебе не довериться?
- Потому что ты видеть меня первый раз в жизни. Потому что твои глаза говорить тебе, что я враг, - его жесткая усмешка, наконец, смягчилась, - Однако, гораздо больше, чем войну, я люблю деньги. Ты права, ты можешь мне довериться, пока можешь платить. Об остальном можешь не беспокоиться: я не собираюсь ни грабить, ни насиловать тебя - было бы глупо отпускать недовольного клиента, это здорово портить весь бизнес.
Жрица усмехнулась в ответ.
- Не всегда следует доверять глазам, - пожала она плечами.
Это простое движение болью отозвалось во всем теле, и Явиэль решила, что, пока она не упала, лучше все-таки прилечь. Ящер покосился на нее, когда жрица легла, положив голову на его чешуйчатый бок.
- Кроме того, я ожидала, что проводника в первую очередь интересуют деньги, а не раса его клиента. Видимо, ты здесь много общался с гоблинами, если приобрел такие меркантильные замашки.
Тролль устроился под навесом, с удовольствием растянувшись прямо на горячем песке.
- Я просто любить деньги, гоблины тут не иметь никакого значения, - его губы тронула мечтательная усмешка, - Деньги - превосходная вещь. На них можно купить практически все. Роскошные вещицы, например. Или уважение. Ты вряд ли понять, как это забавно - смотреть, как люди вынуждены подчиняться круглым кусочкам золота. Я далеко не так привлекателен, как ты, к тому же я дикарь. Кто будет воспринимать меня всерьез? Кто станет быть вежливы с таким, как я? Вот почему мне нравится смотреть, как все эти напыщенные ублюдки расстилаются передо мной. Мной!..
Он провел ладонью по своему лысому черепу, стирая со лба налипшие песчинки.
- Гоблины собирать деньги ради самих денег. Я люблю деньги за то, что их можно обменять на тысячу прекрасных вещей.
Нет, он никогда не был скупцом. И никогда не бросался в глупые авантюры ради нескольких звонких монет. Йолт'Зин знал себе цену и не рисковал понапрасну. Ему было чуждо бездумное накопительство разбойников, которые всю жизнь собирают свои несметные сокровища лишь затем, чтобы однажды закопать их где-нибудь на безвестном острове. Его накопления никогда не пылились в сундуках: тролль знал, что деньги могут работать на него. Но какова была его конечная цель?.. Йолт'Зин не мог сказать этого наверняка.
Явиэль покосилась на спутника из-под полуприкрытых век.
«Надо же… Что такое прекрасные вещи для тролля? В их постройках нет ничего утонченного, их оружие грубое на вид, а в качестве украшений чаще всего используются клыки и кости. Что бы он сказал, увидев город ночных эльфов? Вязь голубоватых узоров поверх белоснежного камня, резные мостики, ясную воду лунных колодцев; светильники, пламя в которых серебряное, как лунный свет; города, в которых природа переплетается с творением рук так, что порой невозможно отличить одно от другого. Что он может считать красивым?»
Сейчас жрица была совершенно равнодушна к той пропасти, что лежала между их народами, но уже от этого пропасть не становилась.
- Что ж, если мы сошлись, что тебя можно не опасаться, а путь пока продолжить не можем – я попробую поспать. Днем мне привычней.
Если тролль ей что-то и ответил, жрица уже не услышала. Усталость и нервное напряжение взяли свое - стоило прикрыть глаза, как она провалилась в сон.

[Girhasha]

Солнце медленно поднималось над головой, погружая пустыню в неподвижную полуденную дрему. С трудом верилось, что еще прошлой ночью эта безмолвная, раскаленная равнина бесновалась под аккомпанемент грома и молний. Гнев и буйство стихии сменились духотой и обманчивым спокойствием – кто знает, как надолго?
Пустыня непредсказуема. Может показаться, что эта земля неизменна и безжизненна, словно создатели мира намеренно оставили ее голой в качестве напоминания о том, каким был мир до начала времен. Однако, существо, родившееся в пустыне и привыкшее к колкому песчаному ветру больше, чем к мягкому полумраку лиственных лесов, знает, что это впечатление обманчиво.
Пустыня непостоянна. Дюны никогда не останавливают своего неторопливого, величественного движения, столетиями и тысячелетиями путешествуя по пескам. Вечные странники, завидующие непоколебимым скалам и неутомимому морю, и все же, обреченные однажды вобрать себя и твердость камня, и соленую кровь земли.
Как прекрасны дюны, взрывающие безмолвие пустыни могучими голосами труб и органов. Как величественно и грозно поют пески, заставляя сердце путника сжиматься от страха и восхищения.
Как зачаровывают дюны, обласканные сиянием ярких южных звезд. Могучие спины драконов, застывшие под покровом песка, и отдыхающие от невыносимой дневной жары.
Как красивы дюны под прозрачными лучами восходящего солнца, когда в колеблющемся свете нового дня пробуждаются их тени, чтобы вновь начать свое путешествие.
Пустыня полна жизни. На мгновение закроет диск солнца крыло стервятника, завоет гиена или застрекочет невидимый глазу песчаный охотник-скорпид. А, если повезет, то можно увидеть могучую спину червя, рассекающего дюны. Жизнь пустыни скрытна и осторожна, однако, есть и другая жизнь – тайная, незаметная глазу даже самого опытного следопыта. Она гудит в бесчисленных туннелях под землей, скрывается в пещерах под скалами и без устали роет ходы в песках.
Пустыня жестока к беспечным путешественникам. Она не прощает необдуманных решений и следов, неосторожно оставленных на песке. Чтобы жить в пустыне, нужно научиться сражаться – прежде всего, с собственной слабостью. Нужно научиться видеть опасность раньше, чем она сама обнаружит тебя. Нужно быть зверем – таким же голодным, яростным и непредсказуемым, как сама пустыня.
Йолт’Зин знал, как быть зверем – он был им с самого рождения и до собственной смерти. Но вот клыки и когти он получил, лишь родившись во второй раз. Странный дар для существа столь жестокого и эгоистичного, к тому же, столь неблагодарного к дарителю… но кто может понять пути Лоа? Духи безумны – также как и те, кто пытается искать смысл в их словах. А потому тролль быстро оставил попытки понять смысл дара чокнутого Гонка, и безропотно принял его.
В конце концов, этот дар не был так уж бесполезен. Новое сильное звериное тело тролля было прекрасно подготовлено к жизни в пустыне. Песчаный кот умел выслеживать дичь по следам на песке, умел прятаться в скалах и преследовать свою жертву с неутомимостью гиен-падальщиков. Его способностям можно было найти множество применений, но, помимо прочего, в шкуре поджарого хищника Йолт’Зин чувствовал себя на удивление приятно. Иногда он думал о том, что смог бы остаться зверем на месяцы и годы, чтобы жить в пустыне, наедине с дюнами и солнцем, как дикое животное, но в следующую секунду эта мысль уже страшила его, и тролль возвращался в свое прежнее несовершенное тело, уверяя себя, что впредь будет пользоваться своим даром с исключительной осторожностью.
О своих обещаниях он забывал очень скоро, и вновь отдавался зову силы, которая отныне была неотъемлемой частью его существа.
Вот и сегодня, едва его спутница заснула, тролль поспешил покинуть лагерь, тщательно маскируя собственные следы. Отойдя достаточно далеко, он принял облик зверя и через мгновение уже несся через пустыню. У него было несколько часов, чтобы посвятить их зверю, и Йолт’Зин, конечно же, придумал достойное оправдание своей прихоти: он отправился на разведку.
Он искал следы на песке, и вскоре нашел их. Они прошли в опасной близости от следов их рапторов, и тролль не сомневался, что те, другие путешественники, не оставили их без внимания. У чужаков не было животных, которые могли бы нести их, однако, это не мешало им двигаться быстро. Благодаря собственной выносливости и тому, что забота о скакунах не отягощала их, путешественники могли бежать без остановок. Сейчас они наверняка уже миновали их стоянку и вырвались вперед.
Песчаный кот двинулся по следу, намереваясь скрытно проследить за отрядом чужаков, но уже после получаса преследования потерял след. Вернее, след он чувствовал, но не мог двигаться по нему дальше: отпечатки босых ступней обрывались у группы скал, где путешественники скрылись под землей. Те, другие, воспользовались одним из туннелей и теперь двигались к своей цели напрямик. Да, они окажутся в развалинах еще до восхода солнца, в то время как двум рапторам придется бежать без устали до самого полудня.
Это могло означать лишь одно: он сам и его спутница успеют вымотаться еще до того, как явятся к заброшенному городу. Но те, кто будут поджидать их там, будут полны сил, а также будут иметь в своем распоряжении достаточный запас воды. Не лучший расклад, но… разве ему стоило его опасаться?
Йолт’Зин поспешил обратно, подгоняемый собственной неумолимо удлиняющейся тенью. Не смотря на то, что он уже проделал немалый путь по пескам, песчаный кот не чувствовал себя усталым. Он бежал так же ровно и упруго, как в начале пути, и тролль невольно поддался гладкому ритму звериного бега, полной грудью вдыхая жаркий воздух и с наслаждением чувствуя, как напрягаются сильные мышцы. Он так увлекся этой гонкой, что забыл о всякой осторожности, и, лишь подбежав к лагерю, вспомнил о том, что собирался утаить свой дар от спутницы.
Скрываться было уже поздно, а потому Йолт’Зин не таясь вернулся в лагерь и сбросил свой облик, надеясь лишь на то, что эльфийка все еще спит и не заметила его отсутствия.

[Girhasha]

Днем ей всегда спалось лучше, пусть даже засыпать приходилось на раскаленном песке вместо прохладных шелковых простыней. И спалось как всегда без сновидений. Но пусть вокруг все было враждебно и чуждо – разбудило жрицу прикосновение знакомой силы. Мимолетное, едва ощутимое, как касание лунного луча на границе сна и яви. Привычное, как шелест листвы, причудливое, как переплетение трав, живительное, как вода лунного колодца. На какой-то миг ей показалось, что она в таверне Фераласа, а со своей дневной прогулки вернулся Тауриндил, мягко опустившись на птичьих крыльях. Но иллюзия тут же пропала, а сила, которая показалась вначале знакомой, приближалась, ломаясь, искажаясь, становясь чем-то чужим и почти враждебным. Явиэль вздрогнула и резко села, отбрасывая с лица волосы.
Она еще успела увидеть насторожено смотрящего на нее зверя – поджарого песчаного кота, чья пепельная шкура была покрыта багровыми узорами, а грива горела на солнце ослепительной белизной. Долю секунды зверь смотрел на нее пронзительно-синими внимательными глазами, а в следующий миг перед эльфийкой уже стоял ее проводник.
- Ты друид, - потребовалось произнести, чтобы самой поверить.
Слишком невероятным казалось, что эта раса, так не похожая ни на самих эльфов, ни на живущих в вечной гармонией с матерью-землей тауренов, может быть одарена схожей силой. Кто мог научить их? Как они смогли научиться?
- Ты друид!- повторила Явиэль настойчивей и требовательней, ожидая как минимум объяснений. Любопытство в ней тролль сумел разжечь.
Тролль что-то досадливо пробормотал сквозь стиснутые зубы. Она все-таки проснулась. Проклятие, он слишком беспечен, но... с другой стороны, чего ему опасаться? Не побежит же эта девчонка в Круг Кенария, чтобы доложить о странном уродливом отшельнике, по ошибке пользующемся чуждой ему силой?
Йолт'Зин расправил спину, разминая затекшие мышцы, затем с видимым безразличием усмехнулся:
- Я друид? По-твоему я похож на друида?..
Его длинная тень на песке снова скрючилась: тролль присел на корточки и внимательно, зло уставился на калдорей.
- Смотри, я почти вырастить тут лес - как настоящий друид. Не хватает нескольких мелочей: птичек, оленей и гологрудых дриад. Ах да, я забыть... самого леса тоже не хватает. Но это мелочи для друида вроде меня.
Трехпалая ладонь зачерпнула горсть раскаленного песка, который сразу же просыпался между когтистыми пальцами.
- Сейчас я обратить песок в благодатную почву, чтобы посадить в него семена. Я делать это уже тысячу раз и знаешь что получалось?.. Песок. Получался песок, тысяча кучек бесполезного песка. Так что, я по-твоему друид? И каким образом, девочка, ты решилась назвать _меня_ этим именем?
- Анду фала дор, - резко ответила Явиэль, замешкавшись на несколько секунд, чтобы лучше подобрать слова для перевода . – Да восстановится баланс. Вырастить в пустыне лес – это глупость. Это не созидание, а разрушение. Здесь свое равновесие и нельзя нарушать его просто потому, что ты захотел. Превратить песок в землю – не значит быть друидом.
Жрица встала, скрестив руки на груди, оказавшись лишь чуть выше сидящего на корточках тролля. Сначала ей показалось, будто он испугался, теперь – злился. Явиэль не понимала, чем вызвана такая реакция на ее слова и злилась сама.
- Любой дар многогранен. Ты был зверем, я это видела – как еще мне тебя назвать? Или ваш народ придумал для умения сливаться с природой другое слово? Так скажи, если «друид» так тебя не устраивает!
- Что из того, что я быть зверем? Разве наличие лап и клыков делать меня друидом?..
Йолт'Зин неожиданно для себя вдруг осознал всю комичность сложившейся ситуации. Калдорей пытается убедить его, грязного тролля, в том, что он друид.
- В самом деле, на твоем месте я бы отрицал тот факт, что существо вроде меня может осквернить звание друида. Открой глаза, девочка, смотри на меня.
Словно в доказательство своих слов он развел руки в стороны. Неказистый, искореженный дикарь, иссушенный ветром и песками, всем своим видом напоминавший упрямое дерево, вышившее в пустыне. Все, чем могло похвастаться его поджарое, жилистое тело, так это невероятной силой и живучестью, доставшимися ему в наследство от великих предков, пришедших сюда вслед за войной и оставшихся в пустыне, чтобы сгинуть в ней без следа. Таким же загрубевшим и покоробившимся был его разум, совмещавший в себе древнее благородство воинственной расы пустынников с хитростью и изворотливостью алчного дельца.
- Мир сошел с ума. Горы падают под землю и большая вода приходить в пустыню. Сами духи теряют разум. То, что произошло со мной – всего лишь часть этого безумия, - тролль с сожалением покачал головой, - Я не друид, а эта земля бесплодна и не заслуживает внимания духов. В зеленых снах я не видеть ни одной пустыни, а значит, это место противоречит равновесию, как и я сам.
Явиэль внимательно смотрела в глаза проводника, вслушиваясь больше всего эмоции, чем в слова. Она ощущала боль.
Когда-то давно молодая жрица училась чувствовать чужую боль, чтобы уметь ее исцелить. Насколько бы слабой, насколько бы тщательно скрываемой она ни была. Когда боль – своя или чужая – превратилась в источник ее силы, Явиэль пришлось научиться быть к ней еще более чуткой. И тролля терзала боль, от того, что он не мог принять собственный дар. Считая, что его недостоин или, наоборот, презирая эту силу, называя ее ненужной и бесполезной?
- Осквернить? – она усмехнулась. – Если ты чем-то оскверняешь это звание, то только своим к нему пренебрежением! Ты говоришь о зеленых снах – никто, кроме тех, кого мой народ называет друидами, не может попасть в Изумрудный сон. Я – жрица Элуны, я никогда там не была и не мне судить о том, что там видел. Но одно я знаю точно – ты ничему так и не научишься, пока будешь бежать от своего дара. Пока будешь его опасаться. Поверь мне, - ее голос стал тише, - нельзя избегать своей силы. Даже если она кажется тебе чуждой и неправильной.
Йолт'Зин несколько секунд изучал лицо эльфийки, силясь понять, какая безумная прихоть заставила эту девчонку разговаривать с ним так... странно. В этом было что-то неправильное, неверное. Все, что она говорила, он слышал и раньше - от тех, что называли себя его наставниками и чью мудрость он презрел. Друиды Черного Копья, эти напыщенные дураки, которые получили свою силу по ошибке или по большому одолжению, тоже старались примирить его с собственной натурой. Они что-то говорили о его "исключительности", о "великой милости духов", одаривших их племя. Йолт'Зин не поверил им. Куда достовернее выглядело молчаливое недоумение в глазах союзников-тауренов, которые не решались отвергнуть странного тролля, но и не смели принять его в свои ряды. Он был _испорчен_. Он не мог быть одним из них. Впрочем, они тоже пытались "излечить" его, эти сердобольные увальни просто не могли оставить нуждающегося без помощи. Но разве это помогло?.. О нет!
Ведь он был в Круге Кенария. Он был там по настоянию своих учителей. И что он видел? Недоумение. Скрытое презрение. Откровенное пренебрежение. Впрочем, даже это было лучше, чем снисходительное внимание других, _настоящих_ друидов, искренне полагающих, что он нуждается в помощи.
В конце концов, он отчаялся найти поддержку в лице своих наставников. Он бросил свои поиски и вернулся домой - туда, откуда пришел. В пустыню.
И, демоны вас побери, он вернулся сюда не для того, чтобы вновь выслушивать те же самые сказки из уст какой-то заезжей девчонки!
А впрочем... в этот раз все было по-другому. В словах эльфийки не было и намека на те покровительственные интонации, что он так часто замечал в речи других друидов. Она не старалась учить его, она лишь рассуждала о чем-то, что было близко ее собственным мыслям. Вот почему Йолт'Зин удержал очередную яростную тираду, ограничившись лишь безразличным жестом.
- Кто-то из нас не в себе. Либо ты, потому что пытаешься втолковать что-то дикарю. Либо я, потому что все еще тебя слушать.
Он молча поднялся со своего места и стал собирать их вещи, готовясь к очередному переходу.
«Не в себе? Отлично!». Явиэль со злостью отвернулась от тролля, начавшего собирать вещи, и так резко рванула своего раптора за поводья, что ящер дернул головой с приглушенным клекотом и поспешил подняться.
То, что проводник упорно называл себя дикарем, немало ее раздражало. Что за непонятное желание казаться хуже, чем ты есть на самом деле?
Дикарь – а что с того? Для Явиэль, в чем-то дикарями были сами друиды, она всегда опасалась природы. Сила друидов никогда не была для нее чем-то священным и неприкосновенным. Тауриндил был спокойным, рассудительным и нежным, но Явиэль знала, насколько остры у ворона когти. Даже он порой ее пугал. Это первозданная, необузданная сила – о какой цивилизованности может идти речь? Жрицы и друиды ее народа всегда шли рука об руку, этот союз воплотился даже в их правителях – вот только храм Луны и анклав Кенария находятся в противоположных концах Дарнаса.
Возможно, она вызверилась бы на тролля, если б услышала от него молитвы Элуне (Богиня, какие глупости лезут в голову!), но сейчас Явиэль просто злилась на чужое упрямство.
Жрица почувствовала на себе пристальный взгляд тролля и, секунду спустя, он снова заговорил.
- Нет, скорее мы оба не в себе, я быть прав?.. Ты говорить не так, как все эти умники из Круга Кенария. Ты, демоны тебя сожри, знаешь о чем говоришь. Я угадал, девочка?..
Явиэль едва заметно вздрогнула. Он прав – она знала. Знала, что значить бояться собственной силы, избегать ее, отвергать и пытаться не использовать. Принимать свой дар за что-то грязное и неправильное. И – самое главное – она прекрасно знала, чем это заканчивается.
Явиэль потерла рукой лоб, пытаясь подобрать слова. Она не хотела тратить время на душеспасительные разговоры, терзания тролля, в общем-то, были совершенно неинтересны. Но собственные воспоминания не давали промолчать.
- Ты прав, я знаю, о чем говорю. Знаю достаточно, чтобы назвать тебя дураком и упрямцем.

[Girhasha]

Йолт'Зин промолчал, однако, выражение его лица ясно говорило о том, что тролль добился своего. Люди всегда готовы указать тебе на твою проблему, но, стоит лишь подставить воображаемое зеркало, которое отразит их старания в обратном направлении, они всегда отступают. Замыкаются в себе, обижаются, иногда - бросаются обвинениями или прикрываются притворной, лицемерной жалостью к обидчику. Йолт'Зин неплохо изучил все эти оттенки человеческого высокомерия: он встречался с ними и раньше. Да, мы прекрасно умеем врачевать других, но почему-то упорно не желаем замечать собственных проблем.
- Ну, если ты хотеть поговорить об этом со мной, то я готов. Сразу на следующем привале, - лучезарная улыбка пустынника, больше похожая на оскал, не несла в себе ни капли сожаления или участия. Сказать по правде... тролль наслаждался своей маленькой, подлой местью. Пусть девчонке почти удалось загнать его в угол своими вопросами, но зато он смог успешно вывернуться из этой ловушки и даже, кажется, смог задеть эльфийку за живое.
Он вскочил в седло и пришпорил ящера.
Явиэль долю секунды растерянно смотрела в спину вскочившего на ящера тролля. Он решил, будто она хочет ему помочь? Эльфийка покачала головой, забираясь на раптора. Хочет бежать от себя – его дело, только пусть бежит в сторону УнГоро. Жрица думала, что буря итак отняла у них много времени.
Равняться с проводником она не стала, держась чуть позади и оглядываясь по сторонам. Ночь не опускалась, не надвигалась – она падала на пустыню, как лезвие гильотины, окрашивая горизонт кровью заката. Явиэль никогда не видела, чтобы солнце так стремительно исчезало с неба, и смотрела на это зрелище совершенно завороженная. С темнотой пришел холод – неожиданный после удушающей дневной жары. Прошлую ночь они провели под слоем песка, и разница температур ощущалась по-другому, но сейчас жрица поплотнее запахнула плащ, недоуменно покосившись на полуобнаженную фигуру проводника. Похоже, тролля холод вовсе не донимал, он уверенно вел раптора вперед, время от времени оглядываясь, чтобы удостовериться, что эльфийка все еще за ним следует.
Кутаясь в плащ, Явиэль заметила полузасыпанные песком руины только когда почувствовала, что ящеры замедляют ход. Останавливался тролль, ее собственный ящер снижал темп, видимо, инстинктивно. Жрица оглядывала покосившиеся каменные плиты, некогда бывшие, видимо, стенами домов. Желтый, выщербленный камень, покрытый барельефами. Во всем сплетении узоров Явиэль не могла заметить ничего знакомого.
- Эй, - окликнула она тролля, оторвавшись, наконец, от разглядывания руин, - До утра вроде бы еще далеко?
- Когда мы будем на месте, наступит утро, - отозвался тролль, на секунду придержав бег своего ящера, - Но мы сможем продолжить путь.
Рапторы сбавили скорость, но лишь потому, что проводник внимательно выбирал дорогу среди руин. Как ни странно, но лабиринта из развалин и битого камня он опасался куда больше, чем открытого всем ветрам простора пустыни. Заплутать в городе проще, чем в бескрайних пустошах, где есть солнце и звезды, всегда готовые указать путь. И пусть этот город уже давно мертв, его стены все еще таили в себе немало опасностей.
Йолт’Зин не обманул свою спутницу: им предстояло ехать еще несколько часов, петляя меж камней и разбитых стен. Древний город был огромен: не многие живые города могли потягаться в величии с этим напоминанием о былом могуществе империи Гурубаши.
Забытый, затерянный, почти что поверженный, древний город все еще упрямо тянул вершины своих пирамид к небу. Город был невообразимо стар. Он еще помнил древние времена, когда на месте песка росли джунгли, когда герои древности обагряли гнусной кровью акири ступени его святилищ. Он помнил и Раскол, и медленное запустение, а после – историю новых времен, когда выжившее племя, темнокожее и голубоглазое, вступило в бой с молодым, самонадеянным врагом. Врагом слишком сильным, чтобы противостоять ему.
Эти камни могли рассказать многое, и Йолт’Зин был одним из тех, кто умел и любил их слушать. Кладовая его памяти хранила в себе множество легенд и историй, пришедших к нему из прошлой жизни, и прочитанных совсем недавно – здесь, на каменных скрижалях древнего города. Он любил мертвый город, любил его стены, испещренные легендами и видениями. Иногда троллю казалось, что он знает об этом месте все. Все, кроме его имени, которое город унес с собой в безмолвное забвение, в котором прибывал и поныне.
- То, что ты видишь, лишь верхние ярусы города, - пояснил тролль, когда они остановили рапторов у одной из пирамид, - Все остальное засыпать песок. Город уйти под землю еще тогда, когда племя жило здесь. Кода племя ушло, город умер.
Тролль спешился и подвел раптора к малозаметному провалу в ступенчатом основании пирамиды. Сделал несколько шагов в чернильную темноту и оглянулся, сверкнув острыми клыками:
- Туннели все еще сохранились. Эта земля испещрена ходами, как гнилой гриб червоточинами. Одни построили тролли, другие - их враги.
Порывшись в седельных сумках, он достал пару факелов, затем принялся возиться с огнивом.
- Говорят, что в давние времена кираджи пересекали эту землю из конца в конец за сутки, не вылезая из-под земли. Их туннели были настолько крепки, что некоторые из них не рухнули даже после Раскола. Кое-какие из них до сих пор обитаемы. Впрочем, мы пройти далеко от тех мест и опасаться нечего.
Он наконец-то справился с факелом, и туннель осветило колеблющееся пламя.
Слушая тролля вполуха, Явиэль спешилась, все еще оглядываясь по сторонам. Да, город был пуст и мертв, но даже в этих руинах чувствовались отголоски былого величия. Но не самого города, нет – племени, его построившего. Жрица перевела взгляд на своего проводника. Сколько раз он приходил сюда, на руины, некогда бывшие его домом? А впрочем, с чего она взяла, что домом? Эльфийка знала, что хотя племена троллей некогда были объединены в две могущественные империи, они всегда враждовали между собой. И ей не догадаться, о чем эти камни шепчут пустыннику. Кто проливал здесь кровь – его соплеменники или враги. А впрочем, какая разница, кровь давно уже ушла в песок, и на этой бесплодной земле она вряд ли когда-то прорастет снова. За своими мыслями жрица почти не слушала тролля, и только слово «кираджи» заставило ее вникнуть в его речь. Прислушавшись, она чуть усмехнулась. К чему ей опасаться встречи с этими жуками – это итак неизбежно, если она не опоздает.
- А ящеры по этим тоннелям пройдут? - спросила Явиэль, протянув руку за факелом – тролль как раз зажег их оба.
Йолт’Зин молча кивнул и поднял факел повыше. Сложенные из камня стены уходили в высоту, колеблющийся свет пламени не достигал потолка. Однако, и того освещения, что давал чадящий огонь, хватало, чтобы разглядеть бесчисленные рисунки и надписи на стенах.
Это место было не только убежищем, способным поглотить в своих недрах все племя, вместе с животными и скарбом, в случае, если жестокая буря разразиться на поверхности, но и гигантским храмом, вместилищем знания и истории тысячи поколений.
- Тролли уметь строить только хижины и пирамиды, - хмыкнул проводник, - Маленькие дрянные хижины и большие крепкие пирамиды. Если нужно, по этим туннелям пройдет повозка.
По тому, как невозмутимо вел себя раптор тролля, не испытывая неудобства ни от недостатка света, ни от замкнутости пространства, можно было сделать вывод, что животное уже привыкло к подобным путешествиям. Ящер уверенно шагал вперед, заставляя своего собрата под седлом жрицы невольно ускорять шаг. Рапторы – скрытные ночные хищники, они прекрасно видели в темноте и не боялись нависающих над ними стен.
Факелы давали достаточно света, чтобы разглядеть барельефы на стенах и скульптуры стражей, провожавших их вдоль нескончаемой, прямой, как стрела, галереи. Древняя история, высеченная в камне, являлась из вековой тьмы, чтобы на несколько мгновений явиться свету живого огня, а после – снова уйти в темноту, быть может, на долгие столетия. Каменные творения троллей были лишены изящества, но поражали многосложностью сюжетов и напряженной, ритмичной угловатостью деталей. Рапторы двигались слишком быстро для того, чтобы можно было как следует разглядеть отдельные барельефы, однако, постоянно сменяющаяся череда картин, скрепленных геометрической вязью орнамента, движением угловатых, жилистых каменных тел, невольно погружала в некое подобие транса.
Вот каменный воин сплелся в битве с многосуставным, искривленным телом кираджи: лицо древнего охотника скрыто маской, в руках изогнутые клинки. Вот могучий змей, изломанный на тысячу углов, и на его хребте фигурки воинов, ничтожно маленькие по сравнению с песчаным гигантом. Вот еще две фигуры – на этот раз, мужчина и женщина, исполняющие захватывающий танец войны. А может быть, это не танец вовсе, а любовная игра? Но ведущая к чему? К смерти ли? К соитию?..
Звуки боевых барабанов, запечатленные в камне: вот на что были похожи творения рук древних зодчих. Это тоже была музыка, но музыка воинственная, ритмичная, дикая. Легко было представить, как оживают эти фигуры, освещенные бликами огня и дрожащей пляской теней. Сейчас, смягченные ветром и песком, древние барельефы производили впечатление не менее пронзительное, чем в те далекие времена, когда они только вышли из под резца скульптора.

[Girhasha]

Тролль почти не смотрел по сторонам, но его лицо, освещенное рыжими отблесками огня, выражало нечто, больше похожее на удовлетворение. Кажется, он даже улыбался.
- Никто не верить, что здесь, под песками, все еще хранятся воспоминания о прошлом, - проговорил он наконец, после долгого молчания, - Не многие знать об этом, даже сами тролли забыть. Гоблины никогда не доберутся сюда с их машинами, а если и доберутся, то будут разочарованы. Здесь нет сокровищ: народ, построивший эти залы, всегда быть беден. Но здесь есть истории и древние слова. Очень много слов… осторожнее здесь.
Он направил раптора вдоль правой стены, почти касаясь ее стременем. Слева в полу зиял черный провал, до дна которого не мог достать свет факела.
- Это новые туннели. Дальше более старые, они… хм… другие.
Несмотря на окутывающую их темноту – неспешно, лениво, расступающуюся от света факелов и величественно смыкающуюся за их спинами – Явиэль чувствовала себя совсем неуютно. Здесь, под слоем песка, за толщиной каменных плит, слишком далеко было до ее Богини. Пирамида была похожа на храм – непонятно, правда, чем, быть может, своей основательностью и величественностью – но эльфийка и думать не хотела, что за боги могут приходить в подобное место. Такие же первобытно-дикие, как поклонявшийся им народ, как ее проводник.
Ему, похоже, тут нравилось, болтал он, хоть и немного, но с воодушевлением, которое почему- то вызывало у эльфийки отвращение. Ну да, конечно, ему нравятся эти ходы, в которых он, должно быть, чувствует себя как дома. Легко быть повелителем лабиринта, по которому не ходит никто, кроме тебя. И эти варварские узоры на стенах, которые едва можно было успеть разглядеть в отблесках факелов. Она не вглядывалась, словно опасаясь, что диковатое искусство древних мастеров захватит разум. Тролль говорит о словах – и она, кажется, понимает. Слов здесь действительно много, но слов слишком… враждебных.
Явиэль натянула поводья, повинуясь предостережению тролля, но, похоже, ящер больше слушался своего опытного собрата, чем ее саму.
Здесь все было чужим, и эльфийка не хотела бы оставаться в пирамиде ни одной лишней минуты. Единственным плюсом этого места можно было бы счесть отсутствие жары, если бы вместо нее вновь не пришел холод.
- Ты и других путешественников проводил по этим туннелям? – спросила жрица, впрочем, без особого интереса.
- Да, бывать такое, - уклончиво ответил тролль и снова погрузился в созерцание рисунков на стенах. Его спутница, кажется, старалась вовсе не смотреть по сторонам.
Какие эмоции вызывают у нее эти древние стены? Страх? Отвращение? Презрение?.. Все три варианта его вполне устраивали, потому что вписывались в привычную для племени картину мира. Эти древние барельефы предназначались _посвященным_, только он и такие, как он, могли понять их истинный смысл, увидеть то, что скрывается за каменным орнаментом. Девчонка принадлежала другому миру, а потому ей не дано было увидеть. Но она может почувствовать, и, скорее всего, соприкосновение с источником чуждой, враждебной силы, вызовет у нее неприязнь. Он сам ощущал бы себя не лучше, случись ему оказаться в одном из древних храмов калдорай. Все-таки, они слишком разные и, вероятно, ему стоит относиться к ней, как к врагу. Так будет даже проще.
Если подумать, в этом мире ничего не меняется. Когда-то давно их предки без жалости убивали друг друга лишь потому, что не могли принять обычаи и верования чужаков. Прошли века, яростные сражения забылись, но взаимная ненависть по-прежнему жарко тлела под слоем пепла. Они все еще готовы убивать, с равной жестокостью, с одинаковым упорством. Жаль только, что нельзя вернуться в прошлое, в те времена, когда костер этой ненависти пылал особенно ярко. Нынешние потасовки между Ордой и Альянсом никогда не сравнятся с кровавым размахом тех древних битв.
Быть может, стоило бы свернуть в галерею, где полным полно любопытных картинок по этому периоду? Как бы жрице понравились _эти_ рисунки?
Йолт’Зин усмехнулся собственным мыслям и пришпорил раптора. Галерея снова расширилась, и они могли прибавить ходу.
С каждым пройденным шагом в коридоре становилось все светлее, и, в конце концов, перед ними открылся зал, освещенный узким лучом света, бьющим из квадратной дыры в потолке. Каменные своды зала сужались от основания к потолку, из чего можно было сделать вывод, что они находились внутри одной из пирамид. Посреди зала, прямо у основания световой колонны, была установлена статуя. Ее пьедестал был наполовину засыпан песком, сама же скульптура была настолько велика, что приходилось задирать голову, чтобы обозреть ее целиком.
Статуя изображала каменного льва, увенчанного резной каменной короной и ожерельем из черепов. На камне почти не осталось следов краски, коей когда-то была расписана фигура, лишь ярко-голубая эмаль, покрывавшая застывшие зрачки льва, смотрелась на удивление ярко, будто была нанесена совсем недавно.
Тролль остановил ящера и посмотрел наверх.
- Это один из покровителей племени, лоа Кимбул. Когда-то ему приносили богатую добычу. Но он быть почти позабыт сейчас, - Йолт'Зин перевел взгляд блестящих глаз на свою спутницу, - Ну, как тебе нравятся мои боги, женщина?
Эльфийка остановила ящера у самого входа в зал, предпочитая наблюдать с расстояния. Скульптура изображала животное, но в нем было что-то… неправильное. Ничего общего с тем, как воплощал зверей в камне ее народ.
Богиня, да вся эта пирамида – иллюстрация чудовищной пропасти, которая некогда разделяла калдораев и племена троллей. До сих пор разделяет. Пусть раньше этот провал извергался лавой ненависти, а сейчас затянулся коркой времени, это ничего не значило. Тем более, что здесь время охотно текло вспять, перекатывалось, как изменчивые барханы на поверхности. Пирамида помнила прошлое, а до настоящего ей не было никакого дела.
Скульптура напоминала звериную ипостась самого тролля – или жрице так казалось из-за ярких лазурных глаз духа. Ярких, живых, наблюдающих за ней с величественной снисходительностью.
«Я сама знаю, как далеко от дома. От всего, что хоть сколько-нибудь мне близко. Но это не значит, что позабытый божок вроде тебя сможет заставить меня повернуть назад. Не сейчас».
- Чего стоят боги, о которых забыл собственный народ? – серебряные глаза холодно изучали пустынника. – Здесь уже давно ничего нет, только песок.
«Себя не обманешь, но его – может быть и получится».
Она заставила себя подъехать ближе. Неважно, чего добивается тролль – хочет ее напугать, или напомнить о древней вражде их народов, или просто ощутить свое превосходство – у нее в любом случае нет на это времени.
- Мы теряем время. Ты проводник или экскурсовод?
Тролль не спешил, и нетерпение жрицы мало волновало его. Здесь, в древних лабиринтах, в которых он ориентировался не менее хорошо, чем среди барханов, он был настоящим хозяином положения.
- Мы сами предали своих богов, - задумчиво проговорил он, разглядывая величественные черты каменного льва, - Не они нас. Но наши боги все еще жить, и я верю, что они могут вернуться. Когда-нибудь мы вспомним о них – и они ответят.
Его ящер, пользуясь тем, что поводья отпущены, медленно шагал вдоль массивного постамента статуи, то и дело опуская голову и что-то вынюхивая в песке. Йолт’Зин не останавливал его, все его мысли были заняты другим. Как зачарованный, он смотрел наверх, подставляя лицо лучам солнца, льющимся из дыры в потолке.
- Помнить, я говорил тебе? – все так же задумчиво спросил он, - О том, почему не стоит доверять мне. Но ты меня не послушала. Вы, калдорай, всегда поступать по-своему. А теперь подумай сама, жрица, какую впечатляющую череду глупостей надо было совершить, чтобы оказаться здесь…
Явиэль настороженно следила за троллем, ожидая подвоха. В его голосе не было угрозы, скорее равнодушие или отрешенность, но слова заставили девушку напряженно податься вперед, сжимая поводья.
Ящер тролля вскинул голову, словно прислушиваясь к далекому шуму в туннелях. А потом, издав пронзительный клекот, сорвался с места и исчез в одном из темных коридоров. Еще несколько мгновений отблески факела отмечали его путь, а потом галерея, в которой скрылся ее проводник, снова погрузилась во тьму. Явиэль осталась одна, наедине с безмолвным каменным колоссом, равнодушно взирающим на нее с высоты своего пьедестала.
Жрица изумленно смотрела вслед пустыннику. Она не заметила – или не успела заметить – чтобы он каким-то образом пытался удержать ящера, или вообще хоть как-то отреагировал на внезапную панику раптора. Ее собственный зверь, казалось, был не менее растерян, чем наездница, что тоже было странно – до этого момента он инстинктивно повторял едва ли не каждое движение собрата.
Ее окутывала звенящая, неприятная тишина, заползающая в мысли. Явиэль не была уверена, что должна последовать за троллем, еще меньше она была уверена в том, что он все-таки возьмет поводья в руки и вернется обратно. Ей ничего не остается, кроме как ждать на месте. Сама она заблудится в каменных тоннелях через несколько минут.
Впрочем, в полной мере прочувствовать одиночество и пустоту древнего храма жрице так и не удалось. Справа и слева и темноты коридоров выступали сгорбленные фигуры. Темная, сморщенная кожа, черные клыки, грубые черты лица и одинаковые, пронзительно-синие глаза. Тролли.
Ящер сделал несколько шагов назад, приглушенно цокая когтями по каменному полу. То ли сам отступая перед незнакомой толпой, то ли почувствовав страх девушки.
«Это дурной сон. Богиня, это просто не может быть правдой».
Мысли метались в ее голове, беспорядочно, стремительно, в такт бешено бьющемуся сердцу. Было бесполезно пытаться ухватить хотя бы одну из них, впрочем, бесполезно было пытаться сделать вообще что-либо. Это осознание неумолимо проступало через кутерьму мыслей, сковывало безысходностью, отнимая дар речи и возможность двигаться.
Один из троллей – вожак со сломанным клыком – предупреждающе поднял руку и что-то произнес на своем грубом, искореженном языке. Явиэль не успела ничего почувствовать, только неожиданный укол боли где-то рядом с ухом. Как раз там, куда вонзился маленький оперенный дротик.
Кажется, она успела инстинктивно вкинуть руку – прежде чем провалилась в темноту.

[Girhasha]

Почти целый час Йолт’Зин блуждал в гулких подземных коридорах. Он не заблудился: просто ему требовалось время на размышления. Здесь, в хитросплетениях заброшенных галерей, было наилучшее место для того, чтобы собраться с собственными мыслями и решить, куда двигаться дальше.
Он не чувствовал раскаяния за совершенный поступок – несомненно, мудрые лоа удивились бы, если бы было по-другому. Но и удовлетворения от своей маленькой мести тролль тоже не ощущал. Жрица была врагом: она побывала в священном сердце его Города, она видела его тайну, и теперь, несомненно, не было никаких причин отпускать ее живой. Но был ли другом однозубый: тот самый безмозглый дикарь, которому он вручил свою добычу?
Пустынник все еще не решил, стоила ли золотая гидра стольких хлопот. Если размышлять здраво, у него не было никаких гарантий того, что он когда-нибудь вообще ее получит. Условия этого контракта были слишком размыты, и Йолт’Зин находился далеко не в выигрышном положении. Неизвестно, сколько недель или месяцев он будет бегать за дикарями, как дрессированная шавка, старающаяся заслужить вознаграждение. А что в итоге? Может статься, что однозубый вовсе не собирается отдавать ему обещанное. По крайней мере, сам Йолт’Зин на его месте не спешил бы расставаться с драгоценной статуэткой.
Как только эта очевидная мысль посетила его, Йолт’Зин остановил ящера. А после заставил его развернуться и направиться назад по собственным следам. У тролля все еще не было решения этой задачи, однако, он уже знал, каким будет его следующий шаг.
Следует поближе подобраться к шайке однозубого и постараться держаться поближе к вожаку. Это маленькое племя, возглавляемое своим самонадеянным лидером, слишком уязвимо перед лицом пустыни. Они забыли многие из тех знаний и навыков, которые когда-то позволили их предкам выжить и укрепиться в этих землях. Он, Йолт’Зин, знал гораздо больше, а значит – он мог убедить однозубого в своей полезности. И в перспективе обрести в этой плохо сбитой шайке реальную власть.


- Что ты собираешься делать теперь, Гихинджи? – пустынник устроился на одном из низких каменных постаментов, которые когда-то заменяли обитателям этих низких келий лежаки и с интересом уставился на однозубого, - Будешь сидеть в засаде и грабить случайные караваны? А что дальше?..
- А чем это хуже жизни за стенами Зул’Фарака? - отозвался тролль. Он вальяжно устроился на своем месте и попивал из фляги большими глотками. - Тут мы сами себе хозяева. Что урвем - то для себя. Да и вообще, разве другие думали о величии или будущем, когда пытались выжить. Это мысли сытых, а нам пока до них далеко.
«Ты даже не представляешь, насколько далеко», - мрачно подумал пустынник, наблюдая, как безмятежно лакает воду его недальновидный приятель. Они полагают, что выжить здесь будет не труднее, чем в Зул’Фарраке. Они надеются, что, в конце концов, они устроятся здесь даже лучше, чем в Зул’Фарраке. Вся ирония заключалась в том, что древние жители Города, привыкшие подчиняться суровым законам пустыни, могли только мечтать о той жизни, которую вели его сородичи внутри стен нового поселения. Однозубый и его приятели даже близко не представляли, к какой жизни им придется привыкнуть.
- Ну хорошо. Предположим, вы найдете себе пищу. Возможно, вы даже сможете захватить нескольких случайных путников, обеспечив себя рабами и золотом, - Йолт’Зин внимательно смотрел на Гихинджи, - Но где вы собираетесь брать воду?
Гихинджи помрачнел. Упрямые скулы резко обозначились на его лице, брови хмуро сошлись у переносицы. Он угрюмо закрутил крышку на фляге, утер рот рукой и выпрямился.
- Не больно ли ты заботишься о нас? Не будет воды - мы умрем от жажды, ты тогда придешь и преспокойно заберешь гидру и еще то золото, что мы успеем взять у гоблинов. Какое тебе дело, до чужих проблем?
- Ты ведешь себя, как глупый мальчишка, - спокойно, почти снисходительно проговорил пустынник, - Сбежал от строгих родителей и воображаешь, что одному будет лучше. Ты идиот, Гихинджи. Идиот, что огрызаешься на меня.
Льдисто-синие, острые глаза тролля буравили лицо однозубого:
- Я - единственное существо в этой проклятой пустыне, которое может спасти всю вашу безмозглую шайку от смерти. На твоем месте, Гихинджи, я постарался бы засунуть свою гордость куда подальше и попытался договориться, - жестко, будто кромсая слова ножом, - Вы слабы. Вы забыли мудрость племени. Вы – всего лишь жалкая кучка детей, которая потерялась в этих руинах. И кто научит вас теперь? Кто позаботится о ваших шкурах?
Пока говорил Йолт’Зин, и без того неприветливое лицо его собеседника все больше искажалось в гримасе раздражения и злобы. На этом бесхитростном грубом лице эмоции проступали так же отчетливо, как следы на мокрой земле. Его раздражал этот выскочка, отверженный и никому не нужный отшельник. Гихинджи даже не прислушивался к его словам – они его не интересовали, он был уверен, он знал, что они его никак не касаются - они падали на песок вокруг него бессмысленными комьями, так и не долетая до ушей, но приводя тролля в бешенство.
Удар был быстрым, неожиданным и мощным. Гихинджи был крупнее и массивнее худого иссушенного пустынника, в его наполненных водой мышцах еще было достаточно сил, чтобы одним точным, грубым ударом под ребра сложить такого противника пополам.
Пока противник не оправился от удара, одной рукой тролль сгреб его (в отсутствии волос) за длинные уши, а другой заломил правую руку за спину.
- Ты слишком зазнался. Думаешь, что все кругом тупые ничтожества, не способные заглянуть дальше следующего восхода солнца. – сквозь зубы шипел однозубый, сильнее заламывая руку, – Ты думаешь, _мы_ дети? Ошибаешься. Это _ты_ мыслишь, как ребенок, хотя мне казалось: ты уже подрос. А теперь слушай: не лезь не в свое дело, гребанный падальщик. Тролль, алчущий золота, твое дело искать и приводить сюда людей. Вот и займись этим, если ты, конечно, еще хочешь заполучить тот блестящий булыжник.
Он с силой бросил Йолт’Зина на пол и плюнул ему в лицо.
- Убирайся. Встретимся, когда кроме слов у тебя будет что-нибудь еще.
Пустынник молча оскалился, растирая по щеке этот унизительный плевок, вместе с черной, жирной сажей своей дикарской раскраски. Все еще безмолвно, он поднялся и отступил назад, то ли в ярости, то ли в растерянности, шаря взглядом по лицу однозубого. Два диких колодца-глаза на уродливом лице: вот так просто? Меня?.. Непонимание и ярость: неужели посмел, неужели смог? В какие-то жалкие несколько секунд Гихинджи разломал и смял всю его пустую, самолюбивую браваду – о, как оказывается, это было просто! Йолт’Зин чувствовал, как наливается гневом, как пылает под размазанной маской его лицо. Он ненавидел Гихинджи еще более, чем когда-либо. За унижение, за боль, и еще больше – за глупость. Именно за этот глупый, кощунственный плевок. Выше гнева, выше ярости был священный и древний протест: вода.
Гихинджи мрачно усмехнулся.
- Убирайся, я сказал.
Йолт’Зин попятился, все еще не отрывая взгляда от усмехающегося, плотного, переполненного водою лица обидчика. Шаг, другой. В темноту коридора, пока не скрылся совсем. А после – торопливые удаляющиеся шаги.
Гихинджи смотрел ему вслед все с той же ухмылкой, разрезавшей его лицо безобразной, мокрой трещиной. Нужно было с самого начала врезать этому самодовольному выскочке. Размазать это его высокомерие по всей его отвратительной, высохшей харе.
Ха! Сбежал, ну надо же!
Потянувшись к своей фляге, он снова откупорил ее и приложил к губам. Вода беспрепятственно лилась в распахнутую трещину рта, тяжелыми каплями скатываясь по подбородку, и дальше – в песок.
Мерные, глубокие глотки. Быть может, именно из-за этих глотков, ударами барабанов отдающихся в ушах, из-за тихого шелеста льющейся воды, Гихинджи не услышал, как дробная строчка шагов в коридоре неожиданно оборвалась.
А после мягко, на пальцах, повернула назад.
Однозубый так ничего и не понял – до самого последнего момента.

[Girhasha]

Бесконечные, запутанные коридоры древнего города. Йолт’Зин шел, почти что бежал, сжимая в руке драгоценный сосуд, и поминутно оглядываясь, ожидая услышать за спиной звуки погони. Скоро, очень скоро приятели Гихинджи обнаружат остывающий, обезображенный труп своего вожака и пропажу урны.
Тролль на секунду остановился, чтобы перевести дыхание и еще раз получше рассмотреть свою находку. Глиняная ваза, невысокая, чуть повыше ладони, украшенная грубоватыми узорами – в целом, ничуть не примечательная находка. Если бы не буквы, если бы не _имя_, выбитое на ее днище.
Подумать только! А ведь он чуть было не упустил урну, чуть не оставил здесь, в логове этой безмозглой шайки. И как только Гихинджи удалось вытащить столь драгоценную вещицу из Зуль’Фаррака?
В старой глиняной посудине не было и крупицы золота, но в некотором смысле, она была куда ценнее, чем золотая гидра. В урне была заключена сила и власть. Неудивительно, что имея на руках такой козырь, однозубый ублюдок был так самоуверен.
Йолт’Зин с трепетом провел пальцами по древним письменам, запечатленным в глине. Да, он не ошибся: это урна с прахом одного из высших жрецов. Имея при себе такую вот вещицу, однозубый мог призвать и подчинить себе существо, куда более могущественное, чем вся его жалкая шайка. А впрочем, почему «шайка»? У них был жрец, мудрое и древнее существо, и теперь, под его руководством, свора Гихинджи могла считать себя настоящим племенем. И очень опасным племенем.
Но что же ему делать с этой проклятой урной?.. Пустынник еще не решил. Он сильно сомневался в том, что сможет управлять той сущностью, что явилась из опустошенной урны. Но и спрятать ее назад, закупорить, как джинна, в глиняный сосуд, он тоже не сможет. Что остается?..
Он на секунду задумался.
«Племя. Настоящее племя. Здесь, в древнем городе…»
Тролль крепче сжал свою находку. Да, решено. Перед тем, как уйти, он должен увидеть того, чье имя было выбито на днище древнего сосуда.



Маленькая комнатка с низким, нависающим потолком сильно отличалась от величественных залов затерянного города. Она больше напоминала каменный саркофаг. Чадящие факелы касались своим пламенем закопченных стыков плит потолка и стен. Под черным слоем гари виднелись символы и рисунки, которые плотно покрывались все поверхности комнаты.
В дальнем углу комнаты над каменным столом (или алтарем) склонилась темная фигура. Худое, скрюченное теснотой тело, было скрыто тенью, бесформенным балахоном и тряпками. Эти бинты мишурой свисали из рукавов, волочились по земле из-под подола и окутывали все лицо тролля, превращая его в забинтованную маску. Свободными от повязок оставались лишь глубоко запавшие глаза, в которых еще блестели светло голубые льдинки.
Увидев, что пленница начала приходить в себя, знахарь отвлекся от своего занятия и устремил взгляд холодных любопытных глаз на эльфийку.
- Не шевелись, не колдуй, не делай резких движений – будет только хуже. – Произнес он на родном языке пленницы. И хотя скрежещущий, грубый акцент был ужасен для уха эльфа, тролль говорил вполне сносно. – Лежи и пей. Не будет тошнить… может быть.
Он подошел к ней, всунул в связанные руки какую-то склянку и опустившись на корточки стал рассматривать ее.
- Далеко же от дома. Как вы говорите? В чужой монастырь со своим уставом? Нет, это люди. Но суть та же. – Тролль с издевкой подергал за края одежды связанной эльфийки, пошарил в карманах и с наигранным разочарованием развел руки. – Даже фляги при себе нет.
Сознание прояснялось медленно и словно бы не до конца – пляшущие по стенам отблески пламени, двигающиеся в такт им тени в углах лишь усиливали впечатление болезненного небытия. Запястья стискивала веревка, саднило пересохшее горло, тело казалось каким-то чужим и почти не слушалось. От самого незначительного движения перед глазами снова начинала цвести темнота, а голова кружилась. Поэтому разглядеть толком, где она находится, Явиэль никак не удавалось. Более или менее ясно различала она только свет и дым факелов, и неожиданную тесноту комнаты. Должно быть, она все-таки пошевелилась, а, может, охнула или застонала – потому что второй, находившийся в комнате, обратил на нее внимание. Эльфийка рассматривала приблизившегося тролля с содроганием, но по-настоящему бояться у нее уже просто не было сил. Он казался ожившей мумией – Богиня, а, может ей и был? – по странному недоразумению умеющей разговаривать. Искаженные произношением слова родного языка не сразу доходили до измученного разума жрицы, хотя ладони машинально сомкнулись на сосуде, который дал ей тролль.
«Пить?.. Совершить еще одну глупость… А, впрочем, хуже уже не будет».
Но это оказалась всего лишь вода, по крайне мере, девушке так показалось. Тролль продолжал что-то говорить, теперь Явиэль понимала его чуть лучше, различала интонации. Ей хотелось отодвинуться, оказаться подальше от тролля, но такой возможности не было.
- Я… - все-таки она раскашлялась, уронив приглушенно звякнувшую склянку. И, переведя дыхание, задала бесполезный, но единственный приходящий в голову вопрос. - Где я?
- Там же где минуту, час, два часа назад. Не узнаешь? - Забинтованный широким жестом окинул выгравированные на камнях надписи и рисунки. - Глупый вопрос. Это не лес и не храм эльфов.
Тролль поднялся и медленным шагом вернулся к своему алтарю.
- Предвещаю другой глупый вопрос. Потому смотри.
Он с трудом приподнял лежащее на столе тело. Это был труп дварфа. Рыжая борода растрепалась и спуталась в кровяных патлах, от лба до самой шеи шла кривая свежая рана, рассекающая опустевшую глазницу. Права рука и грудная клетка были аккуратно вскрыты, а края кожи заколоты, открывая прекрасную картину на мышцы и внутренности. В руках тролля появилась длинная игла, изловчившись из-под своей тяжелой ноши он ткнул иглой куда-то в рану на руке двафа. Дварф в ответ помахал эльфийке.
- Не знаю когда. Но вряд ли мне тебя отдали для каких-то других целей. Ничего другого я в сущности не умею. - Он с шумом бросил тело обратно на алтарь, подняв небольшое облачко песка и пыли.
Явиэль смотрела на оседающую пыль широко распахнутыми глазами. Наверное, ее бы вывернуло – если бы было, чем. Но совсем не от вида ран, крови или внутренностей – она когда-то была лекарем и, бывало, сталкивалась со всем этим куда ближе. От того, как и зачем это все делал тролль, от чудовищной кощунственности и отвратительности происходящего. Память услужливо подсовывала воспоминания, сплетающиеся в причудливую аналогию.
«Бальзамировщик… Аберкромби… Ты помнишь это, помнишь Темнолесье?..»
Она должна была разрыдаться, забиться в истерике – должно быть, именно такой реакции ожидал тролль. Хотя ей было абсолютно наплевать, чего он ожидает. Эльфийка привалилась спиной к каменной стене и рассмеялась. Глухим, хриплым смехом. Что ж, это тоже сойдет за истерику.
«Через что еще… через какую еще преисподнюю я должна пройти? Хотя... это, похоже, последняя. Что ты там болтал, пустынник – здесь никто и никогда не найдет мои кости? Знал ли ты, где именно они останутся, планировал все это, или мне просто не повезло? Какая разница».
Смех оборвался так же резко, как и начался, эльфийка уронила голову на грудь и замерла.
«Я еще, конечно, попробую что-нибудь сделать. Не сейчас… Ведь, должно быть, будет больно. Значит – будут силы. Или… он сначала убивает? Сразу? Тогда все бесполезно. Не думай, проклятье, не думай об этом!..
Но… я опять не успела. И, наверное, уже больше ничего не успею. Прости».
Тролль, казалось, смутился из-за лихорадочного смеха эльфийки. Его плечи осунулись, а забинтованное лицо подалось вперед, голубые глаза прищурившись разглядывали пленницу.
- Я ждал другую реакцию. - Пробормотал он, и не надеясь, что погруженная в свои мечущиеся мысли и воспоминания Явиэль услышит его. - Я хотел поговорить. Думал, будут вопросы, не глупые. Ну, значит я сам.
Он вскинул руку к тусклому свету тлеющего факела. На его пальцах повис, сверкая серебром, витиеватый медальон в форме лунного месяца. Очевидно, он вытащил его из кармана, когда обшаривал эльфийку.
- Что жрица Элуны забыла в этих песках? Далеко от лесов, далеко от луны, близко к солнцу и костям. - Медальон покачивался между пальцев и сам тролль будто покачивался в такт его движению. - Не собралась, не подумала, спешила. Значит в кратер или к жукам. Спешила, тебя там ждут, иначе подумала о том, что взять с собой. Важно было добраться, но неужели это того стоило, чтобы доверяться кому попало?
Маятник остановился, а вопрос, точно топор палача, повис в воздухе.
Явиэль подняла голову на голос тролля и вздрогнула всем телом, как от удара, увидев медальон в его пальца. То, что знахарь прикасался к символу Богини, было омерзительным. Но гнев и отвращения полыхнули отблеском факела на полумесяце и тут же погасли. Нет, этим не сквернить Богиню…
Губы жрицы снова искривились в усмешке: даже чадящий свет факелов на тонкой пластине вспыхивал чистыми серебряными бликами. Блеск сменялся тенью, заливающей подвеску чернотой. Явиэль отстраненно слушала тролля, с болезненной жадностью наблюдая за игрой света и тени.
«Это в порядке вещей. Следом приходит тьма. Всегда приходит».
Только когда медальон замер, эльфийка перевела взгляд на тролля, однако ее лицо не выражало ничего, кроме равнодушия и оттенка неуместного высокомерия.
«Стоило ли? Какой хороший вопрос. Вот только мне он никогда не приходил в голову. Если бы я когда-нибудь задумалась о цене, многое бы сложилось совсем по-иному. Но я раз за разом совершаю эту глупость. Она всегда одна, все остальные – лишь следствия. И, если эта… глупость не стоит подобной цены… тогда ничего в моей жизни ее не стоит».
- Что тебе за дело, знахарь? – произнесла жрица, - Что за интерес до мотивов глупой эльфийки? Какая разница, куда и почему я спешила, кто меня там ждет?
«Или не ждет. Богиня, хоть что-нибудь из того, что я сделала, не было напрасно? Хоть что-то имело для тебя значение?
Девушка замолчала, как будто задумавшись, но по выражению ее глаз ничего нельзя было понять – они и прежде смотрели как будто сквозь тролля.
«Ждут… только не там. Кажется, я снова сбежала? Перед многими, похоже, мне приходится извиняться напоследок».

[Girhasha]

- Какой прок от твоих вопросов? - взгляд серебряных глаз неожиданно сфокусировался, стал холодным и жестким. - Или тебе просто скучно здесь, не с кем поговорить в компании трупов? Они не рассказывают увлекательных историй?
- Уколоть хочешь? Молодец, попала, но тут все сухо, нет ни крови, ни ран. - Беззлобно проговорил тролль, разводя в стороны руки, будто сдающийся солдат. - Но ты не права. Мертвые прекрасно умеют говорить и рассказывать. Иначе как бы я выучил этот вертлявый язык? Но мертвым уже все равно, нет ни чувств, ни эмоций - из них все нужно вытягивать силой. Живое общение гораздо приятнее: в нем есть искра, повороты, интерес.
Он резко замолчал и тревожно вскинул голову, устремив взор куда-то под потолок, где пересекались массивные плиты. На несколько долгих мгновений он замер в такой позе. В наступившей тишине слышалось лишь напряженное дыхание эльфийки и потрескивание факела, когда тот сплевывал на песок очередную искру.
- Тогда другой вопрос: - Вновь непринужденно заговорил он, отряхнувшись от какого-то наваждения, словно мокрый пес. - чем занимаются жрицы? Я выучил ваш язык, я спрашивал мертвецов, но я так и не понял, они не сумели объяснить, зачем вы нужны? Шаманы и знахари принадлежат своему племени, они - мост между живыми потомками и мертвыми предками, между землей и живущими, они нужды для жизни общины. А жрицы? Храмы, как крепостные стены, ритуалы для божества, а не для людей. Каждый раз, когда тролли начинали воздвигать храмы, они рушились и утопали в песках или в джунглях. И что такое Свет и Тьма?
- Если храм рушится, это вина народа, который его воздвиг, - бросила Явиэль.
«Как смеет он сравнивать? Где сейчас их боги, отчего не отвечают своему народу? Песок, прах и пыль – вот то, что им всем осталось. Как можно говорить о бессмысленности, спрашивать – зачем? Когда Богиня говорит с тобой – это и есть ответы на все вопросы».
Интерес тролля вызывал у жрицы неприязнь: это было не его ума дело. Как будто он посмел шагнуть в Храм, и теперь с любопытством там оглядывался, спрашивая об очевидных для любого жреца Элуны вещах.
«Сложно поверить, что эту живую мумию может вообще волновать подобное: Тьма, Свет… Я бы могла показать тебе, если бы у меня было чуть больше сил».
К чему говорить о Богине в этих стенах, к чему пытаться что-то объяснить? В этом нет никакого смысла, тролль просто не заслуживает этих объяснений. Ему скучно, а ей каждое слово дается с трудом.
- Два лика Богини, две ее сущности, тьма ночи и лунный свет… Два пути, защита и месть, боль, которую ты исцеляешь, или боль, которой исцеляешься сам… - в голосе эльфийки мимолетно проскользнуло нечто вроде нежности. - Я могу сказать много слов, но они ничего не будут значить для тебя. А для меня не нуждаются ни в каком объяснении, - она облизала пересохшие губы. - Ты просто не можешь понять, даже если захочешь – ни мертвых, ни живую.
- Сколько возвышенных и бесплотных, как песок, слов из уст столь юного создания. – В голосе тролля слышались насмешливые нотки, в то время как голубые кристаллы его глаз всматривались в скрытое тенью лицо жрицы. Потом он задумчиво устремил взгляд в какую-то точку в глубине коридора, который служил входом в эту низкую келью. – Исцеление для боли и боль для исцеления… Это слова страдающих и слабых, они не могут побороть боль, потому стремятся к ней. Не могут избежать ее, как безумные возвращаются к ней снова и снова. Я видел таких. В этом нет ничего нового, ничего таинственного, ничего мудрого. На этом пути нет ничего. Да и кому нужны такие жрецы? Кому они могут помочь, кого направить? Эгоизм. В последнее время вокруг слишком много героев и воинов, на фоне которых блекнет весь мир. Мне жаль их. Они одиноки, им не за что ухватиться в их стране туманов и образов.
Медленно проговаривая неподатливые эльфийские слова тролль расхаживал по небольшой комнате. К концу своей речи он приблизился к пленнице.
- И не нужно говорить мне, что я могу понять, а что нет. Из нашего разговора я понял, что понимаю куда больше твоего. Это доказывает не только мое суждение, но и нынешнее положение вещей и твой путь сюда. – Вновь словно из воздуха в его руках появилась длинная острая игла, с помощью которой он заставлял двигаться труп дварфа. – Не правда ли, ты хочешь, чтобы острие коснулось твоей тонкой кожи? Тогда ты думаешь, мы поменялись бы местами? Я знаю, что ты хочешь мне показать, я уже видел это…пару раз. И знаешь, это отнюдь не ответ, на те вопросы, что я задал.
Явиэль безразлично слушала тролля, глядя в пол. Когда-то она начала бы спорить, пытаться объяснить и доказать, но давно потеряла веру в смысл подобных речей.
- А с чего бы мне вообще на них отвечать? Если бы ты спросил меня несколько лет назад – я бы тебе рассказала о другом. Я бы рассказала, каково это – быть голосом Богини, быть тем, кто может донести ее благословение и ее волю. Тем, кто может попросить у нее защиты и спасения для своего народа.
«Тем, кто, в конце концов, оказывается бесполезен. Кто не может помочь тому, кто ему так дорог. Не может осветить чужой путь. И раз за разом оказывается лишним».
- А теперь… ты прав – это эгоизм, - эльфийка коротко рассмеялась, вскидывая голову. – А, впрочем, спроси мертвую. Может быть, она что-то вспомнит.
Девушка скользнула взглядом по стальному острию. Он ее недооценивает: сложно поверить, что хрупкая эльфийка может быть хоть сколько-то опасна, это не один раз ее выручало. Его слова соблазнительны, но Явиэль чувствовала, что это лишь насмешка: тролль был осторожен. К сожалению.
- Может ты и видел нечто подобное… Но, думаю я могла тебя удивить, - тонкие губы девушки искривились усмешкой.
- Шшш! – грубо оборвал ее тролль и приложил палец к забинтованному лицу туда, где должен был быть его рот. Последние несколько секунд он уже не слушал, что говорит эльфийка. - В тебе слишком много горечи, которая неинтересна никому, кроме тебя. Этот разговор больше не развлекает меня. Вокруг происходит нечто более важное и интересное. Слушай.
Он насторожился, а ледяные осколки глаз судорожно метались из угла в угол маленькой кельи. Спустя несколько мгновений из темного туннеля, ведущего в комнату, послышались приглушенные звуки многократного эха, долетевшего из глубины подземного лабиринта. Кто-то бежал по древним тоннелям затонувшего в песках города, бежал легко, и лишь шелест песка о плиты выдавал его.
- Нужно подготовиться к приходу гостя, – тролль резко выпрямился и зашагал обратно к своему алтарю, на котором лежал дварф. Он с усилием скинул на пол обезображенное тело, любовным движением смахнул с алтаря песок, а после, покопавшись, вытащил из-под каменной плиты золотую статуэтку гидры.
Он протер бока и многочисленные головы застывшего чудовища, так что даже в тусклом свете чадящих факелов золото вспыхнуло жидким огнем, и отступил на шаг, будто любуясь собственной работой.
- Ну как? Достаточно алчно? – с усмешкой спросил он.
Спустя мгновение из темноты в комнату ворвался лысый тролль. Несмотря на долгую пробежку, его грудь вздымалась ровно, лишь опытный глаз мог заметить, что он устал: он дышал через рот, а пара капелек пота украшали его лоб. Тролль затравленно оглядывался, пока его взгляд не остановился на гидре и темной фигуре знахаря, стоящего за ней.
- Ну что, нашел что искал? – приветствовал его забинтованный.
- Ты… - Йолт’Зин крепче сжал в руке глиняный сосуд, словно хотел удостовериться, что он не испарился из его пальцев, - Не думал я, что Гихинджи и вправду решиться на это. Старый колдун уже едва ли напоминал самого себя: тело, изношенное бесконечным циклом перерождений, было безнадежно обезображено. Живая мумия, труп, все еще сохраняющий в себе злую, властную энергию своего хозяина. Старый ублюдок. Старый, но по-прежнему хитрый и опасный.
Тролли говорили на своем языке и Явиэль могла лишь улавливать интонации. Кажется, они были не слишком рады друг друга видеть, но, возможно, ей это только казалось. В любом случае, пока они разбирались между собой, у нее было несколько минут, чтобы перевести дыхание и все-таки собраться с силами.
Йолт’Зин бросил взгляд в темноту, за спину колдуну. Там на полу лежал свежий труп, который шайка Гихинджи притащила своему ведуну в качестве жертвы. И жрица, та самая девчонка, которую он им привел. Пока еще живая, но, вероятно, следующая в очереди. Потом взгляд тролля невольно вернулся к золотой статуэтке, что стояла сейчас на каменном алтаре, отливая тусклым, огненно-желтым металлом.
- Так вот она где, - пустынник обнажил почерневшие клыки, - Зачем тебе эта статуэтка, колдун? Здесь, в этом храме, полным-полно других статуй, гораздо больше и красивее этой. Статуй _истинных_ лоа.
- Да, но ведь они не золотые, не так ли? Без внимания, поклонения, почитания, все они не стоят больше того материала, из которого они слеплены. Боюсь, моих сил и терпения не хватит, чтобы вернуть им могущество. Потому, наверное, эта гидра, которая вызывает в тебе отвращение, сейчас самое могущественный Лоа из всех, что собраны в этих катакомбах. – ответил знахарь. Забинтованный повернулся к эльфике и произнес уже на эльфийском:
- Он связался с этой шайкой ради статуи, золота, алчности. Обменивать чужую смерть на металл. Во все времена это была самая популярная работа. Наверное, тебя расстроит, но твоя жизнь не была оценена даже в одну голову этого чудовища.
«Не слишком удивил», - мрачно подумала Явиэль. Действительно – пустынник упоминал, что любит деньги, а блеск статуэтки весьма красноречиво указывал на ее стоимость. Эльфийка не удивилась, но все же в душе жрицы колыхнулось нечто вроде обиды.
«А как убедительно говорил о важности репутации в его деле…»
Йолт’Зин повернул голову, настороженно прислушиваясь к чуждым словам иного языка. Старый хитрец, чего он добивается?
- Зум’Рах, - хрипло окликнул его пустынник, - Я не собираюсь играть с тобой. У тебя есть то, что нужно мне, а у меня то, что нужно тебе. Давай заключим сделку, и я уберусь из твоего подземелья.

[Girhasha]

- А что нужно мне? Остаться здесь, среди этого сброда? Взять над ними контроль и поднимать орды мертвых? Или найти покой среди плит этого древнего места? А может, я хочу потолковать с Лоа? Откуда тебе знать о моих желаниях? – Жестко спросил он. – Это у тебя есть цель, есть желание. Вот ты и говори, что ты предложишь или осмелишься предложить за него.
- Он предлагает мне сделку. Еще один великий купец. – Обратился Зум’Рах к эльфийке, - Знаешь если тебе так надо добраться до своих друзей, то у тебя есть не так много времени. Скоро шайка нагрянет сюда. Нужно бежать.
Во время разговора он ходил за алтарем, активно жестикулируя, подвижностью рук заменяя отсутствие мимики. Пока он говорил темнота в углу, где лежала Явиэль едва заметно зашевелилась. Из песка показалась костлявая рука и помогая себе пальцами поползла к эльфийке.
Жрица следила за Зум’Рахом с настороженным прищуром.
«С чего он вообще говорит со мной – а не с ним? Богиня, _о_чем_ он вообще говорит?! Бежать? Я заблужусь в этом лабиринте после первого же поворота, если и выберусь – меня убьет пустыня. Ах да. Еще я лежу на полу связанная, и… Проклятие!»
Явиэль каким-то чудом удержалась от того, чтобы не вскрикнуть и не шарахнуться в сторону. Она слишком поздно заметила высохшую, истлевшую до костей руку: только, когда мертвые пальцы коснулись узлов веревки. А, поняв, что происходит, жрица с не меньшим трудом удержала второй возглас: изумления.
«Он мне помогает? Зачем, что он задумал? Какую роль я играю в их споре? Или, что он там говорил – сделке?».
Явиэль не шевелилась, внутреннее содрогаясь, но сохраняя равнодушное выражение лица. Она ощущала, как слабеют узлы.
«Что бы там ни было – пора. Это будет совсем не лишним».
Тьма мягко коснулась ее плеч, окутывая тонкую фигуру, делая ее похожей на собственную тень, хотя и вполне материальную. Так много легче: легче дышать, легче двигаться, легче думать. Надежная защита и неявное оружие.
Явиэль все так же сидела на полу, привалившись к стене и держа руки за спиной, хотя веревка уже не стискивала запястья.
Болтовня знахаря начинала нервировать пустынника. Он понятия не имел о том, что втолковывал Зум’Рах этой девчонке, но догадывался, какой цели служили эти переговоры. Чем дольше старый хитрец тянет время, тем меньше шансов он оставляет ему, чтобы убраться из этих катакомб живым. Если понадобится, у Зум’Раха хватит сил и хитрости, чтобы заручиться поддержкой калдорей. А тогда…
- Чем бы ты не решил заняться, колдун, в любом случае тебе пригодится эта вещица, - проговорил Йолт’Зин, показывая глиняную урну, - Она будет полезна даже в том случае, если ты решишь помереть тут, среди древних могил. _Особенно полезна_ именно для этого случая, я полагаю. Поверь, Зум’Рах, я хорошо знаю настоящую ценность этой штуки. Так что довольно болтать и соглашайся на сделку, пока я не передумал.
Он снова прижал урну к себе, прекрасно понимая, что в этом куске глины сейчас заключен его единственный шанс на спасение.
Единственное, в чем Явиэль была уверенна – в том, что время убегало слишком быстро. Обоим троллям на нее, в общем-то, наплевать, пусть колдун и пытается заполучить ее в союзницы.
«Я могу ему помочь: это будет неплохой местью, но что потом? Я не верю в благодарность этой живой мумии».
Она вообще с трудом понимала Зум’Раха – чего он хотел от пустынника, почему говорил с ним, если не собирался идти ни на какие сделки? Похоже, что тянул время: по его словам, сюда в скором времени должны прийти остальные тролли. Но почему: откуда прибежал ее проводник, что там произошло? Знахарь, похоже, об этом знал, или догадывался.
«Это его логово, мертвые здесь послушны ему, я совсем не знаю, какой магией он еще может владеть. Не знаю, насколько великого его влияние на эту шайку: возможно, в его силах действительно отблагодарить меня. Но что такого могу сделать я здесь, чего бы ни мог он сам? Я не знаю, насколько он осторожен: уверен ли уже, что заручился моей поддержкой, или ожидает удара в спину? Вряд ли: тогда он не стал бы рисковать и развязывать мне руки. Или он уверен, что я не смогу причинить существенного вреда, но тогда какой ему от меня прок? Богиня, я слишком мало понимаю!».
Явиэль перевела взгляд на своего бывшего проводника. По крайне мере, ясно, чего он хочет. И, похоже, хочет очень сильно: готов рискнуть жизнью. Кажется, он опасается колдуна и хочет как можно быстрее убраться отсюда. Возможно, тролли должны прийти сюда именно за ним?..
«Какая чертовски удобная тактика – сбегать. А я бы с удовольствием посмотрела на _тебя_ в окружении этой шайки».
Девушка еще одним быстрым взглядом скользнула по обоим троллям, по маленькой комнате, задержавшись на золотой статуэтке.
«Я не о том думаю. Если я выберусь из этой пирамиды, я буду все еще слишком далеко от кратера. Какой толк от моего выигрыша сейчас – я все равно проиграю пустыне. Если только…»
Эльфийка бесшумно поднялась – в полутемном помещении она сама была всего лишь одной из многочисленных теней, что плясали по стенам. Если бы у жрицы было чуть больше времени, она бы выплела заклинание посложнее: тугие, липкие сети кошмара, сковывающего разум, которого хватило бы на них обоих. Впрочем, для начала ей нужно лишь несколько секунд, и понадобится ровно столько же.
Собственный разум – самое ценное, что было у колдуна, тело которого держалось лишь на отвратительных повязках. Самое ценное и самое уязвимое. Все умеют бояться: даже те, кто сам вызывает у других страх. Девушка выбросила вперед руку, произнеся – прокричав, как будто голосу действительно требовалось пробиться через толстые плиты, чтобы его услышали – несколько слов.
Нет, он все-таки не ожидал удара: вздрогнул всем телом, покачнулся, отступая назад, вскидывая руки к голове. Явиэль тенью метнулась мимо него вперед, к алтарю, схватив золотую статуэтку, потом – к противоположной стене. Она замерла, быстро повернувшись к Зум’Раху: боль быстро его отпустит, а тьма, застелившая сознание – рассеется. Девушка не отрывала от него взгляда, ожидая ответного удара. Или щелчка захлопнувшейся ловушки. Но она успела быстро глянуть на пустынника, бросив:
- Может, со мной попробуешь поторговаться?
На ум пришло одно-единственное слово и, по счастью, на всеобщем:
- Дура, - с чувством сплюнул Йолт’Зин, - Никогда не думать свой маленький, глупый голова… или?..
Он отступил еще на шаг, прислушиваясь к далекому эху в коридорах. Еще есть немного времени, и можно успеть… хотя это безумие, чистой воды безумие! Его взгляд беспокойно перебегал с лица Зум’Раха на лицо эльфийки и обратно, а после – упорно возвращался к золотой статуэтке в ее руке. Если и совершать в жизни глупости, то только ради этого прекрасного, восхитительного блеска.
Йолт’Зин нервно усмехнулся и облизнул губы:
- Ну хорошо, - он осторожно, не сводя взгляда со знахаря и калдорей, убрал урну в заплечный мешок, - Хорошо, я делать поспешный вывод. Ты не так глупа, как я подумать сначала. Хочешь убраться отсюда? Отлично. Я ухожу прямо сейчас. И если ты тоже хочешь выбраться из этого подземелья, постарайся не отставать от меня. А главное, не потерять этот игрушка – без него ничего не получится.
- Не беспокойся, не потеряю, - огрызнулась Явиэль.
Она сделала шаг к пустыннику, все еще настороженно следя за колдуном. Пока опасения жрицы были напрасными: Зум’Рах приходил в себя даже медленней, чем она рассчитывала.
«Неужели угадала?»
Явиэль перевела взгляд серебряных глаз на тролля. Он тоже внимательно и беспокойно следил за знахарем – равно как и за ней самой. Выходка жрицы вряд ли увеличила его к ней доверие. Ее и саму не слишком радовала перспектива вновь слепо за ним следовать, но в этой пирамиде иного выхода у эльфийки не было. Они будут опасаться поворачиваться спиной друг к другу, но сейчас гораздо важнее было то, что они оба отчетливо понимали, что им друг от друга нужно.
- Это за тобой идут? – теперь и Явиэль могла различить приглушенный, приближающийся гул где-то в глубине лабиринта.
Он означал, что времени действительно осталось совсем мало, а потому, девушка, крепче сжав статуэтку, приблизилась к троллю.
- За каким-то ублюдком, который убить их главаря, - мрачно оскалился Йолт’Зин, - Я полагать, что они разозлились, так что лучше поспешить.
Но, прежде чем уйти, он в последний раз обернулся на Зум’Раха. Знахарь не двигался, но внимательно следил за ними двумя ледяными, блестящими точками глаз.
Сколько ему на самом деле лет? Все время, что Йолт’Зин помнил себя – и в этой, и в другой жизни – знахарь уже был мертв. И бесконечно стар, к тому же. Пустынник всегда боялся его – как, впрочем, и большинство троллей Зул’Фаррака. Боялись не столько за его ужасное ремесло, сколько за бесконечную пустоту, скрывающуюся в глубине его прозрачно-голубых глаз.
Да, Зум’Рах был для них ужасным примером того, каким может стать их собственное служение и в кого, в конце концов, может превратиться каждый из них. Всего лишь безликая тень от самого себя, медленно разлагающийся труп, не имеющий права решать, когда окончится его затянувшаяся нежизнь. Когда-то Йолт’Зин и сам следовал такой судьбе, и лишь благодаря чудесному вмешательству лоа смог освободится.
«Неужели это жалость, Зум’Рах? Неужели я действительно жалею _тебя_?..»
Йолт’Зин отвернулся и коротко бросил своей спутнице: «Пошли». Мгновением позже они исчезли в темноте коридора.

[Girhasha]

Йолт’Зин не зажигал факела. Даже если бы его глаза не приучились по-кошачьи видеть в темноте, он все равно отыскал бы дорогу на поверхность – если понадобится, ползком, наощупь, как слепой туннельный червь. Пустынник хорошо знал эти галереи, а потому был уверен, что сумеет обогнать своих преследователей. Если повезет, им удастся выиграть для себя немного времени.
Его спутница тоже хорошо видела в темноте и уверенно бежала позади. Лишь пару раз троллю пришлось схватить ее за руку, чтобы увести подальше от опасных провалов в полу.
Без трепещущего, отвлекающего света факелов продвигаться по лабиринту оказалось даже проще. Жрице удавалось не отставать от тролля, несмотря на длинное платье и статуэтку, которую она так и сжимала в руках – убрать гидру было некуда. Явиэль краем сознания успела изумиться тому, как уверенно ведет ее пустынник. Одно дело – неспешно ехать на рапторе путем, которым ты уже ходил и водил путников, совсем другое – спасаться от преследования. А ведь он, казалось, ни на миг не медлили на поворотах и развилках. Сколько времени могло понадобиться, чтобы так хорошо выучить эти ходы?
Наверное, они бежали не так долго, но жрице казалось, что прошла вечность в бесконечных тоннелях, пока расширившийся проход не начал светлеть. «Зал, - поняла девушка. – Должно быть такой же, как тот, где он меня тогда бросил».
Зал оказался не таким же – тем же самым. Изваяние все так же равнодушно взирало на нее с высоты пьедестала своими пронзительно-голубыми глазами. Жрица посмотрела на каменного льва теперь уже с самой настоящей неприязнью, как будто именно он был виновен во всех ее злоключениях. Пустынник неожиданно остановился, как-то неловко оглядываясь по сторонам, будто неожиданно забыв дорогу. Или как будто что-то изменилось.
Явиэль несколько раз глубоко вздохнула, успокаивая дыхание, и, когда кровь перестала так громко стучать в ушах, поняла – что именно.
Далекий шум, который уже, казалось, почти затих где-то в сердце пирамиды, теперь звучал – нет, не то, чтобы ближе, но как будто со всех сторон. Надеяться, что это всего лишь эхо было глупо – иначе тролль бы не растерялся. Или он и не растерялся?..
- Куда теперь? – выдохнула девушка, привычным движением прикасаясь к ложбинке ключиц. И вздрогнула от неожиданности, когда пальцы ощутили лишь горячую кожу.
«Проклятье… медальон!..»
Серебряный полумесяц остался там, в логове колдуна. Никакой силы он не имел, но жрице все равно стало не по себе – потерять едва ли не последнее, напоминающее о чем-то родном. «Надеюсь, если я все-таки вернусь живой, ты мне это простишь».
- Ты меня слышишь? – досада переросла в злость на так и не успевшего ей ответить тролля. - Что дальше?
- Стой, помолчи. Дать мне подумать…
Он снова огляделся, прислушиваясь. Нет, бесполезно угадывать, по какому коридору они придут: откуда ему знать, каким образом ведет себя эхо в этих переходах? До сих пор единственный звук, который троллю доводилось слышать в стенах старого храма, было эхо его собственных шагов.
Йолт’Зин был почти уверен, что коридор, по которому он собирался уйти, сейчас свободен. Даже если шайка Гихинджи решила окружить их, никто из преследователей пока не успел добраться до галереи, ведущей на поверхность. Они пойдут следом за беглецами, надеясь устроить им ловушку в хитросплетениях туннелей. Да, чужаки плохо ориентировались в этом лабиринте, их глаза, привычные к яркому солнцу, слабо видели в темных катакомбах. Но чужаков было много и у них, возможно, были рапторы или какое-нибудь иное средство, чтобы обойти беглецов в этой гонке.
Так или иначе, нельзя было рисковать, оставляя разгневанную шайку у себя на хвосте.
- Они идти по разным коридорам, но встретятся в этом зале, - и добавил с кривой усмешкой, - Скорее всего.
Взгляд тролля снова вернулся к эльфийке и к золотой гидре в ее руке. Блеск золота вновь придал ему решимости:
- Хорошо. План быть таков. Идешь по этому коридору и никуда не сворачивать. Ты крепко держать гидру, не шуметь и ждать меня. Запомнить это направление, там – поверхность. Я идти в другую сторону и вести их за собой. Потом возвращаться. Тебе быть ясно?.. Иди!
Явиэль несколько секунд растерянно смотрела на тролля.
«И это план? Разделиться?».
Но спорить с пустынником не было никакого смысла, а, главное, времени. В конце концов, он хочет выжить не меньше нее. Девушка решительно кивнула, направившись к указанному тоннелю. Обернулась на пороге, вскинула руку в знаке благословения Богини – машинально, не рассчитывая, что тролль поймет – и скрылась в темноте.
Йолт’Зин остался один в тени статуи. Тщательно спрятав следы убежавшей эльфийки, он наконец-то мог перевести дыхание и собраться с мыслями.
Эхо приближалось, как рокот наступающей бури – все ближе, и ближе. Теперь в нем можно было различить отдельные голоса:
- Не дайте ему уйти!
- У него наше золото!
- Перехватим его у поверхности…
Запрокинув голову Йолт’Зин посмотрел наверх, туда, где в молочном свете полной луны сверкали лазурью глаза царственной статуи.
«Будь милостив, Владыка Кошек. Мне пригодится и капля твоей кошачьей ловкости…»
Глубоко вздохнув, он опустился на четвереньки… нет, на мягкие, осторожные лапы. И замер, растворяясь в тени.

[Girhasha]

- Что б вас самум сожрал, лентяи! Бегите быстрее! Ну же, ну!
Свято место пусто не бывает. Когда Гихинджи обнаружили – мертвого, в еще теплой груде собственных внутренностей – освободившаяся должность вождя пустовала совсем недолго. На место павшего лидера встал новый вожак. Он быстро обнаружил пропажу бесценных сокровищ, и, прочитав следы на песке, сделал единственный верный вывод: во всем виноват чертов лысый пустынник, тот самый ублюдок, что пришел сюда несколькими часами ранее. Он был последним, с кем разговаривал Гихинджи, и не надо было обладать великим умом, чтобы понять, из-за чего он прибил однозубого.
- Мы догоним его! Мы перекроем все выходы! Бегите же, бегите! Нужно возвратить наше золото!
Отблески факелов пляшут на древних барельефах, впереди долгожданный просвет. Большой зал с огромной статуей древнего лоа в центре. Пришельцы пока еще не изучили всех туннелей, но хорошо знали это место. Отсюда, из центра, туннели расходились во все стороны, словно бесчисленные лапки паука. Нужно будет узнать, по какому из них побежал чертов отшельник, и тогда…
- Стойте! – скомандовал главарь, - Дайте мне осмотреть следы, прежде чем вы все затопчете.
Банда послушно замерла у выходов из туннелей, а вожак прошел к статуе, внимательно вглядываясь в отпечатки на каменном, присыпанным песком, полу. Две цепочки следов, как он и предполагал. Не ясно зачем, но пустынник все-таки забрал ту девчонку, с которой пришел. Ну да это его дело – не все ли равно, скольких беглецов ловить, одного или двух?..
- Что за черт…
Одна из цепочек оборвалась. Кажется, кто-то здесь нарочно смел песок в сторону, маскируя следы. Умно, умно. Но вряд ли у беглецов было слишком много времени, чтобы обставить свой побег по всем правилам. Если присмотреться, какие-нибудь знаки все же отыщутся.
Ага! Вот и они. Еще одна цепочка следов. Эти принадлежат троллю. Они заворачивают назад, в тень статуи, и…
- Проклятие!
Хищник появился из темноты молниеносно, как песчаная змея, наносящая удар. Тролль даже не успел обнажить оружие: клыки сомкнулись на его горле. Безжалостно, быстро. Точно.
По залу пронесся вздох недоумения, но никто не двинулся с места. Все видели, как вскрикнул и упал вожак, но никто в точности не мог сказать, что за темная тень, что за песчаный призрак повалил его на землю.
- Что, демон тебя побери, это было?!
- Подойдем поближе!
- Нет, мать твою, я туда ни ногой…
Вожак больше не двигался. Как и тень, что прижала к земле его тело.
Секунда, другая. Тень отрывается от земли и делает несколько шагов навстречу чужакам. Бесшумно, словно призрак. Или дух.
- Это кошка? Откуда здесь чертова кошка?!
Тень делает еще шаг и ступает в полосу света. Густое сияние полной луны окутывает существо с ног до головы: теперь это больше не тень. Это стройная статуя из песчаника с лунным светом в серебряной гриве. С густой лазурью глаз, что гневно мерцают в полумраке. Шаг, другой. Мягкими песчаными лапами по древним камням.
Шаг, еще один. Под царственным ликом своего повелителя.
По рядам чужаков проносится шепот, как шелест песчинок, уносимых ветром:
- Лоа! Это лоа!..
- Кимбул!..
- Царь Тигров!..
Песчаный кот медленно двигается им навстречу. Длинный хвост нервно постукивает по жилистым бокам. Напряженная, хищная лазурь, глаза в глаза.
- Он жив!
- Лоа жив!..
Мягкая поступь. И отсвет лунного света на обнаженных клыках.
Тролли отступают. Они были бы счастливы убежать, но боятся повернуться спиной к тому, кого называют Участью Добычи.
Алый кончик языка облизывает окропленные кровью усы. Чуткие ноздри еще раз вздымаются, а потом опадают. На сегодня охота окончена.
Песчаный кот разворачивается и не спеша, с поистине королевским достоинством, удаляется в один из туннелей.
Еще мгновение молчания, а после - в едином порыве, звук, как общий благоговейный, сокрушенный выдох.
Тролли из племени Ярости Песков один за другим опускались на колени перед статуей забытого божества.

[Girhasha]

Какое-то время за ее спиной еще было светло, но вскоре жрицу вновь окутал мрак песчаных переходов. Явиэль несколько раз оглядывалась, пытаясь услышать или угадать, когда тролль уйдет из зала, но без толку. Она слышала только далекий гул преследователей и собственные шаги, а остановиться, чтоб прислушаться, боялась. Жрице казалось, что она передвигается слишком громко, хотя прекрасно понимала, что ступает почти бесшумно. Наверное, сейчас ее сердце билось даже громче шагов.
«А что если он не вернется?»
Нет, на этот раз Явиэль не ждала подвоха: похоже, тролль умудрился сильно насолить этой шайке, чтоб теперь с ней договариваться. Но сумеет ли пустынник их обхитрить? Что будет, если он попадется? Жрица вновь сжала пальцы на холодном металле.
«У него есть очень веская причина, чтобы вернуться. Богиня, и все это из-за куска желтого, солнечного металла. У каждого свои причины совершать глупости. Главаря этих троллей он тоже из-за нее прикончил? Тот отказался платить?»
Явиэль посмотрела на статуэтку, первый раз внимательно ее разглядывая за все время. Отвратительное чудовище. Интересно, это тоже какой-нибудь их божок? Эта статуэтка имеет какую-то ценность кроме цены металла, из которого сделана?
«Спрошу, если он вернется».
Коридор все тянулся и тянулся, и Явиэль вновь теряла ощущение времени. Кажется, гул за ее спиной затих, но жрица не знала, почему: то ли она далеко отошла, то ли пустынник действительно увел их куда-то в другую сторону. Понемногу начала приходить усталость: до этого задумываться о таких вещах было некогда. Несколько раз стены щерились на нее провалами соседних проемов, но эльфийка, послушная указаниям, не сворачивала.
И все же через какое-то время мрак начал светлеть, изменился воздух. Жрица с небывалым облегчением поняла, что путь действительно был верный. На поверхности ее ждали не палящие солнечные лучи: в каменную арку входа втекал серебряный полумрак ночи. Чистый лунный свет был таким родным после бесконечной дороги в темноте, что Явиэль закусила губу, чтобы не расплакаться. «Во имя Элуны… Я все-таки выбралась».
Она остановилась у входа, держась за стену, закрыв глаза и подставив лицо серебряным лучам. Тьма под этим светом понемногу сползала с ее плеч, но до конца не ушла – Явиэль больше не хотелось расставаться со своей защитой. Немного придя в себя, эльфийка задумчиво оглянулась назад. Лучше дождаться тролля прямо здесь, не отходя далеко от выхода. Знать бы еще, сколько ждать.
Эльфийка огляделась и опустилась на какие-то каменные обломки у стены. Поставила статуэтку на колени, прикрыв складкой подола. Тени мягко окутали девушку, скрывая от посторонних глаз. На всякий случай. А пустынника, когда – если? – он вернется, она сама увидит.
Тролль появился почти через час. Он вышел из мрака подземелья, ведя в поводу своего раптора. И, кажется, на его разукрашенной роже было написано нечто, похожее на недоумение. Оглянувшись, он долго всматривался в черный провал коридора, чутко прислушиваясь. Потом, так и не дождавшись ответа, он пошел вперед, внимательно присматриваясь к следам на песке. Рядом с камнем, где затаилась жрица, он остановился и напряженно огляделся по сторонам.
«Далеко мне до настоящих разведчиков», - лениво подумала эльфийка. Впрочем, это было уже не важно – по ее следам пришел пустынник, а не разъяренная шайка. Он не слишком торопился, а значит, его план удался.
- Я здесь, - негромко, хрипло произнесла жрица.
Она пошевелилась, наклоняясь вперед и сбрасывая покрывало теней, но не вставая со своего места. Увидев тролля, она расслабилась, хотя понимала, что это преждевременно. «Богиня, я почти _рада_ его видеть».
Девушка посмотрела в темноту тоннеля, потом снова перевела взгляд на тролля.
- Тебе все-таки удалось их обхитрить? Или у нас по-прежнему мало времени?
Вместо ответа тролль еще раз обернулся назад, в распахнутое жерло туннеля, словно надеясь, что ответ придет к нему оттуда.
«Мудрые лоа, а я почем знаю, удалось ли мне их обхитрить, а если удалось, то _как_?»
Йолт’Зин так и не понял, почему там, в зале, тролли не напали на него. Они просто стояли и смотрели, что-то благоговейно шепча себе под нос. Что они на самом деле видели? Неужели приняли его в образе кошки за самого …?
Нет, это уж слишком! Когда там, в тени статуи льва, он просил помощи у лоа, пустынник не надеялся на ответ. И уж точно не рассчитывал, что Кимбул, Царь Кошек, проявит свою милость таким странным способом. Хотя… быть может, где-то в самой глубине души, он все же сохранял веру?
- Неисповедимы пути духов, - пробормотал Йолт’Зин, бросая последний взгляд на заброшенный храм, - Мы можем идти. Погони не будет.
- Можем идти? И куда мы можем идти, тролль? – жрица сверлила его взглядом.
Пустынник выглядел немного растерянным, как будто сам не верил в успех своей затеи и спасся чудом. Впрочем, Явиэль мало волновало, что произошло с шайкой. Она по-прежнему жива, и у нее даже есть шанс добраться до Силитуса. «Вот только… может быть уже поздно».
- Неужели ты еще помнишь, куда я собиралась? Не в эту пирамиду, не так ли? Что ты там мне говорил о том, что глупо портить бизнес? Вот только это золотое чудовище стоит дороже, чем зарабатывает проводник?
Кажется, от злости у нее проскользнуло несколько слов на родном языке, но эльфийке было наплевать. Ей даже неважно было, ответит ли что-нибудь тролль. Жрице надо было просто выговориться, выплюнуть этому мерзавцу в лицо все, что она о нем думала. Напряжение от всего того безумия, что с ней произошло, требовало какого-то выхода.
Пустынник сделал вид, что пропустил ее гневную тираду мимо ушей. Вместо ответа тролль принялся деловито проверять седло и подпругу на своем рапторе.
- Ты помнить, что я говорил? – спросил он, не отрываясь от своего занятия, - Насчет того, что я враг. Насчет того, что не каждый выходить из пустыня живым. Я предлагал тебе вернуться еще в самом начале, помнишь? Я предупреждать. Почему ты не послушаться тогда?
Лазурный глаз блеснул в полутьме:
- Заметь, я ни разу не соврать тебе, женщина. Ты быть в безопасности, пока можешь платить. Сейчас ты можешь заплатить, а значит, ты быть в полной безопасности. Я вывести тебя из пустыни, как и обещать, - он посмотрел на небо, усыпанное яркими звездами, - Мы отстаем от графика всего на несколько часов.
Последняя фраза, пожалуй, отрезвила девушку лучше всего. Все прочее вновь потеряло свою важность, отступая перед главным: она еще могла успеть. Явиэль вздохнула, машинально провела ладонью по растрепавшимся волосам, полным песка. Она приблизилась к пустыннику, который все еще возился с упряжью и произнесла, глянув ему в глаза.
- Тогда просто сделай все возможное, чтобы больше мы не потеряли ни минуты.


Раптор упруго бежал по остывшему песку. Нести единственную хрупкую наездницу было легко, а потому ящер сполна наслаждался вольным, стремительным бегом. Песчаный кот бежал рядом, лишь на полголовы опережая раптора. Он уверенно вел вперед, не оборачиваясь и не сбавляя темпа. Ящер послушно следовал за ним. Наезднице оставалось лишь отпустить поводья и покрепче уцепиться за луку седла, отдаваясь тряскому бегу своего скакуна.
Луна прошла почти полный путь по небосклону и небо на востоке едва заметно просветлело, когда неясное марево на горизонте начало обретать форму. Сначала Явиэль приняла стройные колонны впереди за остатки еще одной древней крепости, но потом, когда небо прояснилось еще немного, поняла: впереди их ждала целая роща кактусов. Чем ближе, тем легче разглядеть признаки цивилизации. Что это? Не дымок ли там вьется от бивуачного костра? И чьи флаги, поникшие в утренние безветренные часы, там, над частоколом?
Явиэль с надеждой всматривалась в горизонт, когда тролль внезапно остановился и, обретая свою истинную форму, вытянулся перед ней во весь рост.
- Дальше пойдешь одна, - произнес он, придерживая раптора за поводья, - Там ваш лагерь, мне туда соваться незачем. Можешь забрать раптора, но с одним условием: продай его гоблину-караванщику. Или обменяй на лошадь, как тебе быть угодно. Там быть дорога до Ун’Горо, не заблудишься. А в самом Ун’Горо… ну, да это твое дело. Теперь давай ее сюда.
Пустынник требовательно протянул трехпалую ладонь.
Явиэль еще раз глянула на вырисовывающиеся впереди контуры лагеря. Потом назад, на бесконечное море песка, под которым она едва не осталась. И, наконец, перевела взгляд на пустынника. Все-таки удивительно, как этот уродливый тролль мог быть таким прекрасным зверем. Но дело было даже не в этом, он не просто преображался, он становился _другим_. Те, кого она знала, всегда оставались собой, даже в ином облике она всегда могла узнать их с первого взгляда. Но тролля она бы ни за что не узнала. Кто же все-таки дал им этот дар? Что за насмешка? И… над кем?
Впрочем, это совсем не ее дело.
- Хорошо, - девушка протянула ему гидру, забирая поводья. – Я оставлю твоего ящера в лагере.
Едва золотая статуэтка оказалась в его ладони, тролль, казалось, уже потерял интерес ко всем остальному.
«Кажется, благодарить будет глупо».
- Прощай... кот.
Тролль мрачно усмехнулся, и все тот же блеск его странных глаз из темноты: синее на синем.
- Надеюсь, мы больше не увидимся. Дороги пустыни не для таких, как ты.
Он повернулся к ней спиной и зашагал назад, в пустыню, на ходу убирая статуэтку в свой заплечный мешок.

[Girhasha]

***

В темноте под грудами песка и камня, в заброшенной древней крепости было тихо. Эта неудача в самом начале их новой жизни сильно ударила по шайке. Они потеряли двух лидеров, их сломили двое обычных путников, а главное, они потеряли урну и статую. Больше у них не было ничего ценного, кроме их собственных жизней. Возможно, впервые, как они покинули надежные стены Зул’Фаррака, тролли ощутили всю тяжесть пустыни, что окружила их от одного горизонта, до другого.
- Ты еще здесь? - грубо спросил тролль в темноту кельи. Все факелы, кроме одного, уже прогорели, а слабый свет последнего лишь очерчивал силуэт алтаря. Тролль был высок, широк в плечах, среди своих сородичей он отличался силой и могучим телосложением. Но, несмотря на недюжинную силу, он не решался переступить порог этой комнаты, а за его грубостью скрывался страх.
- Здесь, - из темноты донесся тихий ответ. От этого голоса амбал вздрогнул и отступил на шаг. У них ведь нет урны, а если бы и была - у них не осталось никого, кто мог бы с ней управиться. Что теперь ждать от этого…
- Почему? - с вызовом спросил он.
- Ты переоцениваешь роль воли и решений в нашей жизни. Здесь ничуть не хуже, чем в любом другом месте.
- Так значит…
- Да. Я буду поднимать для вас мертвецов, цедить воду из трупов и камня и лечить ваши раны. Но не думай, что это продлится долго. Я просто должен подождать тут одной встречи. А теперь принеси факелы и всех погибших.
Не поворачиваясь спиной к тени, что разговаривала с ним, тролль попятился из кельи. Он не думал о словах знахаря, в его мозгу стучала лишь одна мысль, что у них все еще есть шанс выжить. По крайней мере, до тех пор, пока с ними колдун и древние лоа этого храма.
Вновь оставшись в одиночестве, знахарь вернулся к своему занятию в темноте: на полу, засыпанном песком, он чертил иглой сложный узор. Спустя полчаса он закончил его, проронил над ним несколько слов и резким движением стер его.
- На девчонку не стоит и обращать внимания - в ней столько противоречий, желания боли и слепоты, что она сама себя сведет в могилу. Ей никто не поможет, она просто не услышит, - обратился Зум’Рах к лежащему на алтаре дварфу. С ним он разговаривал на его родном языке. Твердые, чеканные слова были слишком грубы для сыпучего языка тролля, но он почти справлялся с этими словесными камнями, - А вот тот другой. Он слишком много взял с собой, такая ноша раздавит. Но кроме алчности в нем есть еще что-то. Нужно посмотреть.

Песчаный кот бежал быстро, размашисто, стелясь над землей, как будто и вовсе не касаясь ее лапами. Почти час до тайника, где он спрятал свою добычу – золотую статуэтку и погребальную урну. Здесь, на границе с глубокой пустыней, где живут одни лишь скорпиды да ящерицы, вряд ли кто-то станет искать его добро. Пусть уродливое и драгоценное создание, символ власти ложного божка, полежит пока в горячем песке. Он вернется позже и заберет золотую гидру, чтобы разделить на части и продать: деньги могут понадобиться. Что касается урны…
Йолт’Зин еще несколько секунд рассматривал ее, прежде чем присыпать песком. Вот уж действительно бесценный предмет: сосуд, в котором заключено сердце существа, навсегда ставшего рабом невзрачной глиняной вазы. На днище этой урны выбито имя ее пленника: «Зум’Рах». Символ его вечного служения, пугающий атрибут бесконечного существования мертвого колдуна. С помощью этой урны можно подчинить себе знахаря, или же освободить его.
Любые деньги и тысяча золотых гидр: никакая цена не является достаточно высокой, когда речь идет о таком вот сосуде с твоим именем на днище. Если бы речь шла о его собственной урне, Йолт’Зин согласился бы на все, что угодно, лишь бы заполучить ее в свои руки. Но к счастью, его сосуд был давным-давно разбит, и новое, живое сердце в груди пустынника, билось ровно и отчетливо.
Ну а что же Зум’Рах? Что готов предложить он за собственное освобождение? Чем готов пожертвовать, чтобы прервать бесконечный цикл собственных перерождений? Что ж, он вернется и спросит его сам. Он попробует заключить сделку, хотя дело здесь будет не в деньгах. Далеко не в деньгах.
Когда речь идет о Племени, любые деньги, любое золото теряет свою ценность. Но если он хочет иметь _свое_ Племя, для начала, следует научить эту шайку жить по законам пустыни. Он вернет им знания предков и водный кодекс, как вернул им первого из многочисленных лоа подземного храма.
Племя, что скрывается сейчас под толщами камня и песка, еще не до конца избавилось от предрассудков и слабости, что привили им долгие годы жизни в Зул’Фарраке. Но он сможет изменить это, и Зум’Рах поможет ему – хочет того старый знахарь или нет.
Должно быть, старик уже догадывается о том, что у его нежизни появился новый хозяин. Почувствовал ли он что-нибудь, когда над его сердцем произносились слова древнего заклинания?
Так или иначе, когда Йолт’Зин вернется в подземный храм, там его уже будет ждать один преданный союзник. С его помощью он возьмет контроль над племенем и сделает из этих разбойников тех, кем они должны были стать по праву рождения – троллями пустыни.
А потом… какая разница, что будет потом? Даже если его планам не суждено сбыться, даже если там, в подземном храме, он найдет свою смерть, это будет все же лучше, чем оставаться здесь, в одиночестве, на границе между реальностью и странными видениями из иного мира.
Каждый из людей должен найти свое место, чтобы не уподобится дюнам, что обречены вечно путешествовать по пустыне, в поисках пристанища.
И куда бы пути лоа не привели его народ, куда бы не завели его собственные поиски, рано или поздно им всем придется вернуться назад – к дорогам пустыни. К Племени.