Ночь третья.
Рыцарь.
Существо спустилось по ступеням башни, только когда полуденное солнце загнало ночные тени в промежутки между булыжниками мощеных дорог. Легкий ветер мел пыль и песок по пустым улицам, иногда задевая деревья за голые ветви, отчего казалось, будто вдоль алей и скверов бродят невидимые призраки, горюющие о временах, когда город утопал в ярких цветах и зеленой листве.
Рана на шее существа затянулась, не оставив на коже и следа, но внутри яд все еще жег кровь. Его шаг стал быстрее, а взгляд пустых глаз начал метаться, будто выискивая что-то. Оно больше не кружило бесцельно по улицам и переулкам, теперь его путь каждый раз вел по новой дороге. Не сбавляя шага, существо заглядывало в окна домов, пытаясь разглядеть тайны, спрятанные за тонкой гранью пыльных стекол. Это были бесцельные, хаотичные поиски, будто оно само не знало, что и зачем ищет. Но ядовитый жар гнал его вперед, как если бы в нем впервые проснулось чувство голода или некая жажда. Несколько раз существо замирало у порога ничем непримечательного дома, будто почувствовав в воздухе незнакомый аромат, но спустя мгновение наваждение проходило, и оно шло дальше. Шепот громовых раскатов, что спускался с горы, выстукивал безумный ритм, вторящий спешащей походке существа. За ним по пятам следовала его тень, ставшая спустя два дня как будто четче и плотнее.
Ночь незаметно окутала город. В один миг ее темные щупальца протянулись по улицам, сожрав остатки дневного света. В поисках ночлега существо вошло в замок, выстроенный на склоне мрачной горы. Он приковал взгляд существа, заставив отринуть более близкие укрытия. Замок был больше и величественнее, чем все окружающие строения. Словно в пику всему белокаменному городу, он был сложен из того же темного блестящего камня, что и гора, бросающая тень на город у ее подножья. Замок возвышался над окружающими домами и подминал их под себя. Массивное и грубое строение карабкалось вверх и льнуло к горному уступу, точно пытаясь зарыться внутрь скалы. Его угловатый силуэт почти сливался с темной массой монолитного камня, и лишь бездонные провалы окон выдавали его рукотворное происхождение.
Тяжелые двери легко отворились, приглашая существо зайти внутрь.
читать дальшеСразу за порогом во все стороны разбегались тесные коридоры, похожие на гигантские змеиные норы. Из узких, как бойницы, окон, лился тусклый звездный свет. Всю поверхность стен занимали тяжелые светильники, бархатные драпировки, расшитые гобелены и картины в позолоченных резных рамах. В неверном свете звезд изображенные на картинах фигуры расплывались в тенях и неуловимо менялись, превращаясь в гротескных чудовищ, застывших в искаженных позах. А свисающие с потолка полотна ткани колыхались от дуновения сквозняка, превращая вышитые на них сцены в подернутые рябью зыбкие отражения в мутной воде.
Не размышляя, существо выбрало один из коридоров и последовало за током воздуха, уходящим в каменное нутро замка. По пути ему попадались распахнутые настежь двери, за которыми едва угадывались богатые интерьеры комнат. Темнота скрывала детали, оставляя лишь блеск золота и витиеватые силуэты лепнины, темным кружевом расползающейся по стенам и потолку. Иногда за дверным проемом среди роскоши убранства обнаруживались целые горы золотой утвари и украшений, небрежно сваленных прямо на полу. Но попадались и другие комнаты, казавшиеся голыми и пустыми. Там на аккуратных деревянных полках опасно блестели острые клинки и лакированные доспехи. Будто соревнуясь друг с другом, бальные залы и вычурные спальни сменялись оружейными комнатами и складами амуниции.
Наконец коридор вывел существо к протяженной зале, настолько огромной, что ее углы терялись в темноте. Помещение было похоже на внутренности гигантской рыбы, ребра которой заменяли массивные колонны. Раньше этот зал освещался множеством факелов, светильников и жаровен, но все они давно потухли, и на смену свету и теплу из глубин горы пришел недвижимый холод. Пустые, без единого украшения, стены блестели от инея, покрывшего черные камни. Едва существо переступило порог зала, его слабое дыхание обратилось в белый пар.
Посреди зала стоял длинный стол, накрытый для пира. За столом на лавках сидели скелеты в истлевших одеждах и проржавевших латах. Яств не коснулся ни царящий вокруг мертвенный холод, ни тлен времени. Богатые кубки в руках мертвецов были полны рубиново-красным вином, а куски жареного мяса на тарелках сочились жирным соком, будто их только что отрезали от туши, коптящейся над огнем. Ароматы специй, способные свести с ума голодного путника, окутали помещение, но существо прошло мимо, даже не взглянув на заставленный блюдами стол.
В глубине помещения существо отыскало лавку и, примостившись на ней, тут же заснуло.
Его разбудил звук тяжелых шагов. Окованные железом сапоги лязгали по каменным плитам, приближаясь из непроницаемой тьмы, затопившей зал.
– Стой, – едва слышно прошептало существо посиневшими от холода губами. Его голос дрожал. – Кто ты?
Ответа не последовало, а незнакомец даже не замедлил свой шаг. Вскоре из темноты вышла женщина, полностью закованная в броню. Она остановилась на самом краю сумрака, мерцая, точно призрак, колеблющейся между явью и небытием. Реальным казался только тяжелый доспех. Его пластины и щитки были украшены сложным рельефом. Казалось, что они сложены из костей и позвонков, слитых в единые фрагменты доспеха. Эти металлические кости не походили на человеческие или звериные, но в них, как будто, теплилась какая-то извращенная жизнь, делающая доспех более реальным, чем его обладатель.
Женщина приблизилась к столу за которым пировали скелеты и ударила по ним рукой в латной перчатке, смахнув хрупкие остовы, точно пыль. На пол посыпался град костей, породивший грохот, который принялся метаться по залу боем строевого барабана. Когда последний его отзвук умер где-то во тьме, женщина села за стол, и, не произнося ни слова, жестом пригласила существо сесть напротив. Существо безропотно подчинилось. Дойдя до стола и усевшись на лавку, оно вновь обрело свой бесцветный голос.
– Что это за место? – спросило оно.
– Это фамильное поместье знатного рода, некогда бывшего опорой города, – ее хриплый голос был похож на скрежет мельничьих жерновов. Звуки с трудом вырывались из горла, но с каждым произнесенным словом речь рыцаря становилась легче и быстрее, как река, взламывающая лед по весне.
Одна половина лица женщины была молода и красива. Светлые, как утренний свет, волосы свободно ниспадали на плечи, а нежная кожа светилась мягким румянцем. Она была бы прекрасна, как молодое деревце, если бы не другая половина лица, представляющая собой голый череп, скалящийся в жуткой ухмылке. Отбеленные временем кости отвратительно сияли в темноте, а открытая плоть внутри глазницы, походила на кусок красноватого льда. Кожа и мышцы живой половины были натянуты на череп, как края походной палатки.
Существо скользило пустым и невыразительным взглядом по страшному лику, будто не видя его. Рыцарь же изучала своего гостя придирчиво и внимательно. И хотя ее глаза покрывала ледяная корка, отчего они казались слепыми, в одном ее взгляде было больше жизни, чем во всем существе напротив нее.
– Что случилось с тобой?
– Во времена, когда солнце было жарче огня и мягче материнских объятий, а легкое дуновение ветра уносило прочь все заботы, я только начала свой жизненный путь и была свободна, как птица, что летит высоко в небе.
Люди – заложники своей судьбы, которая им вручается при рождении. Свободы у сына сапожника не больше, чем у наследницы знатного рода. Жизнь лепит из них тех, кем им суждено стать, ведет их по дороге, которая неизменно заканчивается в чреве червя. Лишь иллюзия свободы, тонкая, как мыльный пузырь, позволяет сохранить разум на этой прогулке.
Мой пузырь иллюзий лопнул в детстве. Однажды я увидела всю свою грядущую судьбу. Это видение было чище и ярче, чем предсказания звездочетов из башни, или гадание храмовых жрецов. За одно мгновение семья, учителя и няньки слепили из меня настоящую леди: умную, хитрую и очаровательную. Я блистала при дворе, плела интриги, тайно и открыто управляла жизнью города в совете, на моих пальцах балансировали силы знатных родов, торговля текла через мои руки, и даже правитель прислушивался к моим советам. Я вышла замуж, вступив в брак по расчету, и этот союз искоренил давнюю вражду и принес городу стабильность. У меня были дети и внуки. Их лица мельтешили, росли и менялись у меня перед глазами, словно капли молока в чае, так что я не могла их запомнить. Меня всегда окружали люди, готовые мне угодить или подсыпать яд в кубок. Я состарилась, держа под подушкой кинжал. А потом пришла немощь, чернота, пожирающая мысли, близкое дыхание склепа, холодящее затылок, и боль, скрадывающая цвета окружающего мира. Время тянулось, словно деготь, вся моя предыдущая жизнь могла повториться трижды, прежде чем могила, наконец, не взяла меня.
После этого видения я сбежала из дома и стала скитаться, примеряя на себя чужие судьбы, как поношенную одежду. Я вобрала в себя весь город: от попрошайки до гончара, от купца до служки в храме, от стражника до прислуги вельможи. Я прожила множество жизней, но все они были лишь узкими тропами, зажатыми между отвесных стен, одна из которых зовется необходимостью, а другая – обществом. Даже изгой должен подчиняться правилам общества, где для каждого уже уготовано свое место.
Поняв эту истину, я вернулась в свой дом, но вместо того чтобы ступить на дорогу, избранную для меня семьей, я облачилась в доспех и взяла в руки меч. Я отправилась на войну, которая давно назревала и лишь ждала того, кто открыто поднимет меч на затаившегося врага. Годы прошли в скитаниях в свете походных костров. Вороны черным шлейфом тянулись за нами, затмевая небо. Там, куда мы приходили, кровь текла по водостокам, а тела устилали улицы. Громче криков был лишь стук сердца в висках и протяжная нота боевого рога. Лишь когда враг был истреблен, мы вернулись домой.
Город уже был охвачен волнениями. Голод и гнев превращали людей в животных, а те, кто сохранил хоть толику власти, этим пользовались, чтобы еще больше возвысить себя. Хуже всех был тот, кого в прошлой жизни мне пророчили в мужья. Конфликт между нашими домами разрывал город на части и толкал его в пропасть. Совет был парализован и не мог справиться с беспорядками и подступающим голодом. Все выдвигаемые решения тонули в бесконечных спорах, и никогда не переходили к делу. Совет из места мудрости превратился в арену для политической борьбы. Даже мое возвращение ничего не изменило: мой враг лишь посмеялся надо мной и сказал, что ситуация изменится только если один из домов прекратит свое существование, или я выйду за него замуж.
Я взяла его замок штурмом. Он был хорошим бойцом, лучшим, кого я встречала. Он ранил меня, но, в конце концов, его голова оказалась на пике. К несчастью, его смерть ничего не решила. Город уже пал. Все рухнуло, и небо заволокли тучи.
Возвращаясь в свое поместье, я несла в себе семя смерти. Рана загноилась, и вновь я ощутила мертвенный холод, разливающийся по жилам, и серую пелену, наползающую на сознание. Судьба все равно привела меня к концу пути, с которого я так хотела свернуть. Тогда я обратилась к Бездне, которую столько раз видела за порогом смерти. Я нырнула в ее черноту, так и не переступив черту, отделяющую вечность от бытия.
Я наблюдала за гибелью города и ничего не могла сделать. Он разлагался, как гниющий труп. Мор стал лишь избавлением от ужаса, творящегося на улицах. Люди, которые иногда приходили сюда, были похожи на мерзких крыс, рыскающих по углам в поисках объедков и теплого местечка. Я убивала их до тех пор, пока не осталось никого, и город не забылся сном.
Во время рассказа, рыцарь и существо сидели неподвижно, напоминая причудливые отражения друг друга в расчерченном инеем зеркале. Рыцарь не дышала, а дыхание существа стало невидимым и холодным, как окружающий воздух. Они были словно застывшие ледяные статуи. Наконец, после того как прозрачная тишина успела забраться в каждый закоулок замка, рыцарь заговорила вновь:
– Я хотела бы стать тобой. Без прошлого и будущего. Ни с чем не связанной, пустой, и потому свободной. Если бы можно было отнять пустоту, я так и поступила бы, – неожиданно, она взяла в руки бокал вина и подалась вперед. Как двойник из зазеркалья существо повторило ее движение. Они были так близко, что почти касались друг друга лбами. Они ударились кубками, расплескав вино по столу, а после выпили его до последней капли. – За тебя!
Холодное, как горная река, вино обожгло горло и терпкой волной растеклось по венам, на мгновение остановив кровь и выбив дыхание. Существо задрожало и повалилось на скамейку. Оно обхватило себя руками в попытке согреться. Мир закружился и помутнел. Он растворился в мареве, через мгновение обернувшееся темнотой. Не осталось ничего, кроме вкуса вина на языке и губах: смёрзшиеся, слитые воедино горечь и сладость, как жизнь и смерть. 
Больше фото
Подвеска "Invidia". Серебро - 3000 р., бронза - 1800 р. Предыдущая часть ->>