Пятая ночь.
Защитник.
Защитник.
В мутном от серой дымки воздухе циклопический силуэт черной горы возвышался зловещей тенью. Хмурые облака, обычно клубящиеся у вершины, в этот день спустились к самому подножью, смазав угловатые очертания скал и уступов. Гора нависала над городом, словно серобородый великан, склонившийся над муравейником. Ветер, гонящий вниз по склонам клочья тумана, был его дыханием, а рокот, непрекращающейся вокруг островерхого пика грозы, походил на скрежет зубов.
Существо вышло из дома, обвитого мертвой лозой, и шагнуло в молочную пену, колыхающуюся у крыльца, словно воды вышедшей из берегов реки. В этом вязком мареве все звуки становились тише и мягче, превращаясь во вкрадчивый шепот. Существо шло по безлюдным улицам неспешно, как будто прогуливаясь. Его путь пролегал среди алей и парков, где на ветвях деревьев вместо зеленых крон лежали белые охапки стекающей вниз мглы. Бледная кожа существа, почти сливалась с хлопьями тумана, точно сама его плоть – не более чем напитанный влагой воздух.
Поддернутое мутной вуалью солнце слабо светило с небосвода. Оно порождало серые тени, которые размытыми пятнами ложились на землю. Под дымчатым покровом они скользили вдоль стен, заглядывали в окна и беззвучно переговаривались между собой. Город казался эфемерным миражом, готовым растаять от малейшего дуновения ветра. Существо двигалось сквозь это наваждение, потерянно блуждая между бесплотными призраками, в которые превратились дворцы и храмы.
Поначалу существо бродило без всякой цели, погрузившись в собственные пустые мысли, но постепенно его движения стали осторожны, а из глаз исчезло отрешенное выражение. Иногда оно резко оборачивалось, стараясь поймать взглядом размытую тень, скользнувшую под покровом тумана. читать дальшеОно напряженно вслушивалось в ватную тишину, через которую порой прорывались звуки крадущихся шагов какого-то зверя, чьи тяжелые когти царапали о булыжники мостовой. Существо напряженно вздрагивало от каждого шороха и оглядывалось через плечо. Но у него за спиной простиралась лишь непроницаемая белая дымка, которая смыкалась за ним, словно волны позади корабля. Зверь не приближался к нему, но и не отходил далеко, иногда оглашая округу злобным рыком или скрежетом когтей по камню. Зверь бесследно растворялся в белесой мгле, словно он сам был ее частью, и только его хриплое дыхание оставляло в толще тумана причудливые узоры, похожие на застывшие в воздухе маски. Таинственная тварь вела существо через город, как пастушья собака ведет к стаду заблудшую в горах овцу. Стоило существу свернуть не на ту улицу, как тишину разрывал яростный рев, а если оно не поворачивало назад, то невидимая тварь, кутаясь в туманную шаль, щелкала челюстями у самого его уха.
Незаметно для глаза тусклый день сменился прокравшейся в город беззвёздной ночью. Клубы тумана слабо сияли, будто излучая накопленный за день скудный свет. В этом призрачном свечении дома казались тенями, между которыми разлилась сверкающая река.
Подгоняемое злобным рычанием, существо вышло к величественному зданию. Его опоясывала строгая колоннада, сквозь которую, словно через речные пороги, сочились светящиеся потоки тумана. Каждую колонну украшало изображение равновесных весов и скрещенных под ними мечей. Существо поднялось по ступеням к центральному входу. Массивные двери были сорваны с петель и лежали на полу. Железные пластины, которыми были обиты створки, были изодраны, как старая тряпка. У порога витал тяжелый желчный запах.
Когда существо вошло внутрь, щупальца тумана потянулись к нему, ластясь об ноги, будто домашние кошки. В призрачном сиянии из мрака проступали очертания предметов, запятнанные густыми тенями. Вдоль голых стен просторного помещения валялись ржавые мечи и изъеденные временем доспехи, присыпанные отвалившейся штукатуркой. По всем поверхностям тянулась сеть трещин, уходящих глубоко в каменную кладку. Выложенный мраморной плиткой пол был устлан мягким покровом сгнивших опилок и праха. Повсюду виднелись человеческие остовы, ощетинившиеся острыми обломками белых костей, разломанных, словно сухой хворост. Под пристальными взглядами проломленных черепов, существо уверенно пересекло зал и отыскало незаметную дверь, за которой обнаружился проход в подземелье.
Существо спустилось вниз по узкой лестнице. Тесный коридор вел в темноту, которая слабо колыхалась в тусклом свете разлившейся под ногами мглы. Низкий потолок, крошащиеся земляные стены и прелый запах разлагающихся листьев напоминали о зверином лазе. По обе стороны туннеля тянулись ряды тяжелых дверей, за которыми клубилась плотная, как грозовое облако, тьма. Свет не решался прикоснуться к ней, потому за порогом камер простиралась бездонная чернильная пропасть, из которой, словно из выгребной ямы, поднимался смрад крови и нечистот. Кое-где на внутренней стороне дверей можно было увидеть следы ногтей, которые оставили обезумевшие узники, царапавшие свои темницы в безнадежных попытках выбраться на свободу.
Тот коридор привел в комнату с черным от золы и пепла полом. В центре стоял большой, размером с человека, стол, по его краям свисали крепкие кожаные ремни. Рядом находились потухшие жаровни, из которых до сих пор торчали щипцы для углей, а на краю стола ржавели разнообразные орудия пыток. От впитавшейся в древесину крови столешница покрылась темно-красными разводами. В воздухе висел густой запах страха, навсегда въевшийся в земляные стены. От него кружилась голова и было тяжело дышать.
Будто находясь в трансе и повинуясь чужой воле, существо нетвердой рукой очертило вокруг себя круг, по внутренней стороне покрытый сложными рисунками и замысловатыми письменами. Оно село, поджав под себя ноги, сложило руки на коленях, закрыло глаза и принялось терпеливо ждать. За время ожидания туман поднялся и стал обвивать стены тонкими щупальцами. Постепенно он становился гуще и плотнее. Он будто впитывал в себя осевший на полу пепел. Все отчетливее в воздухе чувствовался запах гари. В конец концов туман превратился в дым, заполнивший до краев всю комнату, но не осмелившийся пересечь черту магического барьера.
В коридоре послышалось шумное дыхание зверя. Он не таился, гордо вышагивая в своих владениях. Скрежет трущихся друг о друга костей сопровождал каждое его движение. Он появился в дверном проеме белым размытым пятном, затянутым пепельной пеленой. Дым струился по его коже и обволакивал ее, точно покрывало. С утробным рыком тварь кинулась на существо, но отскочила, так и не переступив очерченного на земле круга. Вместе с ней отпрянул и клубящийся дым, на мгновение обнажив белое полотно, в которое с головой куталась тварь. Из-под ткани торчал только яростно извивающийся костяной хвост. Острое, как лезвие кинжала, жало било по мощеному полу, высекая искры.
Существо не обратило внимания ни на появление зверя, ни на его нападение. Замерев однажды в центре магического круга, оно больше не шевелилось. Его грудь едва вздымалась, а слабое дыхание не могло даже всколыхнуть воздух. Тварь же металась во мгле, разъяренно рыча и щелкая хвостом, ужасными ударами рассекая густой дым. Выскакивая из сумрака, зверь останавливался перед самым краем круга, не в силах преодолеть его. Белое полотно скрывало его силуэт, так что он походил на закутанного в саван мертвеца. Его гнилое дыхание касалось бледной кожи существа и ерошило бесцветные волосы.
– Кто ты? – наконец спросило существо, так и не взглянув на тварь.
– Когда-то я был защитником города, и люди приходили ко мне в поисках справедливости, – пролаяла тварь, глотая слоги и скрежеща зубами. Едва отзвучало последнее слово, зверь вновь кинулся в атаку. Тварь повисла в воздухе, напирая всем телом на невидимый барьер, она рычала и брызгала едкой слюной, которая с шипением пузырилась на стенах. Белое покрывало сползло на бок, открыв ужасную морду. На месте глаз и носа белела гладкая, как панцирь гигантского насекомого, кость. Жадный провал пасти ощетинился кривыми клыками, а длинный язык ворочался в глотке, как склизкий червь.
– Что произошло с тобой? – казалось, что тихий вопрос существа потерялся в безумном вое и оглушительном лязге щелкающих челюстей. Но когда слова были произнесены, зверь в одно мгновение умолк и отступил назад под покров дыма, на ходу когтистой лапой натягивая на голову белоснежную ткань. Несколько минут тварь утробно рычала, сопротивляясь вопросу или прочищая горло. Когда она заговорила, слова вырывалась из горла с диким лаем, но постепенно ее речь стала более плавной, а низкий, как рев водопада, голос перестал клокотать.
– Во времена, когда мрачные тени не осмеливались коснуться сияющих стен, а под тенистой сенью цветущих садов обитало умиротворение, в моей душе царил покой, безбрежный, как воды Нефритового моря.
Мои двери были открыты для просителей и днем и ночью, но мой порог переступали редко. Ко мне приходили решать споры, делить наследство, прокладывать границы и устанавливать порядок. Порой от меня просили совета, и лишь изредка требовали возмездия. Мой долг был легок и радостен: людские сердца были открыты и чисты, и даже сложные решения после раздумий становились ясны, как безоблачное небо. Мечи и доспехи чаще пылились в арсеналах, чем блестели на солнце. Мимо моих окон люди проходили не таясь, и обращались за моей помощью без раздумий или страха. Я был садовником в прекрасном саду, где каждый цветок и каждая ветка росли в гармонии, а я лишь следил, чтобы всем хватало света и влаги. Порой ветер мог принести сорное семя, но оно настолько выделялось среди окружения, что найти его не составляло труда.
Все менялось постепенно: росло количество споров, а людские жалобы наполнялись злобой. Ночную тьму не могли разогнать зажженные на улицах фонари и выставленная стража. Эти перемены невозможно было уловить разумом, но сам воздух стал пахнуть тревогой, словно где-то зацвел ядовитый цветок, отравляющий мысли.
Потом была объявлена война, и я принялся собирать армию. Каждый чувствовал нарастающий упадок, и винил в том врага. В одно мгновение на улицы города выплеснулась копившиеся в сердцах злоба и страх. Они были настолько естественны, что я не заметил, как окунулся в этот поток, который в том числе брал исток и из моей груди. Под мои знамена стекались толпы людей, которые никогда не держали в руках оружия, но в их глазах горел темный огонь. Кузнецы днем и ночью ковали клинки и доспехи, пока рекруты остервенело тренировались с деревянными мечами. Всего за несколько месяцев у стен города из ничего выросла огромная армия, клокочущая, словно раскаленное масло. Я повел ее в бой.
Время перетерлось в пыль меж жерновов бесконечных сражений. Нас всех омыла кровь и закалил огонь пожаров, что за ночь съедали целые города. Под нашими ногами земля чернела и покрывалась пеплом. Вороны пировали с нами за соседним столом. Я вел армию от победы к победе до тех пор, пока ненавистный враг не был повержен, и само его имя предано забвению.
Когда мы вернулись в город, там уже царили голод и смута. Люди убивали друг друга ради еды и ради забавы. Справедливость и порядок, которые я так бережно хранил долгие годы, были забыты. Пока я полол чужое поле, сорняки буйно проросли в моем саду.
Я принялся карать преступников. Легион в белых плащах патрулировал город, ревностно следя за порядком. Но, казалось, что легче отыскать золотую монету посреди рыночной площади, чем встретить невиновного человека. У каждого за душой, таилась тьма. Стоило лишь взглянуть чуть пристальнее и убрать маску, тогда вместо человека перед тобой представало чудовище, способное возлечь с дочерью, или ради трубки забвения убить собственную мать. Я преследовал, допрашивал, пытал и карал – все, лишь бы очистить город, от затопившей его скверны. Городские стены ощетинились пикам с насаженными на них головами, а деревья гнулись от висельников, свисающих с их ветвей. Но преступников не становилось меньше, напротив, их число только росло. Я видел, как страх поселился в людских сердцах, но страх лишь свидетельствовал о виновности. Даже среди легиона тьма пустила мерзкие корни. На всех городских площадях запылали костры, на которых пылали воры, насильники и убийцы, но даже свет священного пламени не отвратил людей от греха. Лишь когда улицы опустели, а на ветвях и крышах взгромоздись сытые вороны, я обнаружил, что остался один.
За время рассказа дым рассеялся настолько, что сквозь него отчетливо виднелась забившаяся в угол тварь. Ткань сползла с нее и развернулась на полу, так что стала видна та же эмблема, что украшала колоны у входа. Равновесные весы и скрещенные мечи. Все тело твари напоминало обнаженную рану. Мощные белые кости покрывали его, точно броня, где в сочленениях виднелось кровоточащая плоть. В открытой, словно разбитая бочка, грудной клетке, среди вывернутых ребер, стучало обнаженное сердце. Тварь скребла изогнутыми когтями по своим бокам, а из ран на пол сочилась темная кровь. Сквозь стиснутые от боли и гнева зубы вновь стало подниматься злое рычание.
В тот момент, когда существо открыло глаза, тварь кинулась на него. Когтистые лапы разорвали тонкую черту магического круга, а острые клыки сомкнулись на беззащитном горле…
Больше фото
Подвеска "Ira". Серебро - 3000 р., бронза - 1800 р.
Следующая часть ->>
Предыдущая часть ->>