Я старый мморпгшник.
Я любитель sci-fi и киберпанка.
Наконец, я ролевичок, который любит отписывать всякую киберпанковую муть, которую понимаю только я и Макс.
Так что насчет Покемонов?! Тысячу раз ДА!!!
И дело тут даже не в повсеместном безумии, не в рарных покемонах и не в задрочестве. Нет, меня завораживает сама идея того, что случится дальше - будь это безумие, массовое помешательство, смертоубийство или прочая вполне ожидаемая буча.
Но это действительно самый массовый случай погружения социума в дополненную реальность. Да, все это под соусом покемонов. Да, это возвращение идиотии моих школьных годов, когда любой ребенок, разбуди его ночью, мог тебе пропеть: "Покемон - супер существоооо!!" И со стороны это выглядит и звучит невероятно тупо.
Но это ДОПОЛНЕННАЯ РЕАЛЬНОСТЬ, пацаны, она уже здесь.
"Ты представляешь, я тут в Колюбакино возле Дикси такого покемона поймала!!" - вот оно, будущее. Никаких вам нейромантов, матрицы и прочих призраков в доспехах. Покемоны. Возле Дикси. В деревне Колюбакино, разрушенной недавним ураганом. Запахло хай теком на фоне лоу лайфа.
В этом столько идиотии, что невозможно не восхищаться.

А вообще мне нравится, что эта игра заставляет людей выходить на улицы. (Ну да, бла-бла, в хоккей, в футбол, хорошо заставляет выходить на улицы... мы поняли тебя). Да, народ кланами и раньше на улицы выходил - вот прямо на Чистых Прудах, побухать, говно помесить. И умудрялись морды чистить, редкие счастливцы погибали за Гиран в реале. Но тут красота же: хочешь вывести редкого покемона - пройди 10 км. Причем на машине, на поезде - не считает. Надо с человеческой скоростью идти. А потом 10 км. прошел - а получилось говно. Опять иди 10 км. Кра-со-та! Люди же от корпоративных маршруточек отказываются! Много ходят, учатся держать удар - потому что хейтеры уже активно "не играют"!
А захват точек?.. У нас тут ближайшая точка в детской библиотеке. Я ее по карте-то вижу. Я библиотеку почти что из окна наблюдаю. Я даже знаю, кто сейчас эту вышку держит. Но чтобы мне пойти туда, всунуть своего обдолбанного покемона, чтобы он с пацанами район держал - надо же встать, одеться, дойти до детской библиотеки, сделать пару манипуляций на телефоне... это вам не тортики в Оргриммаре крафтить. И не соски в Дионе толкать.
Но это все механика. Насрать на нее. Я про будущее.
То, что зафорсили именно покемонов, бесит, но это вполне объяснимо. Нужна была тема одновременно очень простая (как в понимании, так и в исполнении) и одновременно массовая. Нужен был популярный бренд, чтобы двигать новую технологию. Собирать базы, копить опыт, готовить плацдарм для будущих разработок. Потому что программно все уже подготовлено, мы ждем только, когда техника будет готова принять дополненную реальность во всей ее красе. И вот тогда можно будет перестать гонять сраных покемонов по торговым центрам, а пойти ведьмачить по лесам, где тебе на какие-нибудь там очки дополненной реальности будут транслировать потрясающей красы лешаков, которые бродят по дуреломам. И утопцы расплодятся в пожарном пруду на дачке, и наверняка бордель с голыми девками подрисуют в сельском клубе. А ты будешь с мечом дополненной реальности пиздить первых, а потом членом дополненной реальности трахать вторых. Ну или в любом порядке.
Вот какбы за это мы сейчас и сражаемся.
Всем пика-пика, пацаны!

@темы: поток мыслей, игры

---

У меня завалялось большое количество историй и обрывков историй, которые, пожалуй, никогда не будут записаны. Но они то и дело возникают у меня в голове, рождая неясное беспокойство. Поэтому теперь у меня есть модный блокнот и модные маркеры и я богемно рисую в электричках. Скетчить у меня никогда особо не получалось, ибо легкости нет. Тем не менее, это не мешает мне хорошо проводить время.
Ну вот, например, мы всегда любили порассуждать, что будут делать братки, когда вырастут и свалят из сраной Селефашки.

A photo posted by Instagram

Ну и как будет выглядеть одна из финальных сцен той долгой истории про гончих зимы...
[/MORE]

@темы: арт, Путь ворона скрывается во мгле

---

Нет чтобы в огонь попердеть, порадоваться, а они носом в тетрадку...

Факт в том, что о вещах семейных я пишу тут редко, да и то в случаях какого-либо песца. Делаю я это, ясен пень, для себя, чтобы структурировать собственные мысли и ощущения - да, помогает.
И вот вам мотивирующая записка на этот счет (из Ведьмака, если по стилю еще не догадались):


Но о хороших вещах писать как-то нет времени.
Так что коротенько, в двух словах.
У меня растет замечательный, сочувствующий человек двух с половиной годков, который сказал мне сегодня: "Мама, я большой и сильный, я могу тебе помогать".
Это очень смелый человек, который пытался отогнать от нашего подъезда алкаша, отпихивая его грудью и гневно восклицая: "Это наш дом!!!"
Человек, который может искренне расплакаться на пороге библиотеки, потому что внезапно санитарный день и она закрыта.
Не удивлюсь, что профессия его - повар, ибо любит готовить, причем не только из песка, но и из реальных продуктов. И может обидеться, если утром не позвать его помогать варить кашу.
Человек, который не боится врачей и парикмахеров и всегда с интересом посещает новые места.
А еще любит гладить ящериц и больших пауков, знает о ювелирном деле больше, чем я полтора года назад, всегда позитивно оценивают мою работу, пытается разруливать конфликты в песочнице путем переговоров и, столкнувшись с быдланством местной фауны, смотрит на нее молча и слегка недоуменно, словно готовясь выронить монокль.
Вобщем, если и был кризис, то он успешно преодолен, у нас прекрасное лето на одной волне. И пускай статистика говорит, что все развивается волнообразно - пока что все проблемы кажутся несущественными.
В любом случае, я знаю что он - прекрасный человек.

---

ArtFlection через две недели?..

А я не поехал! Я купил мотыля и пошел на реку...

Не, реально, я только сегодня поняла, что за последние пару-тройку недель не чувствовала полного, абсолютного расслабления. Подготовка к AF - это всегда желанно и всегда мотивирует. Но опустошает.
Мы с Тимохой, как дурачки, примерно месяц болеем по очереди. Конечно, все ожидали, что в садике ребенок получит очень тесное знакомство со всеми вирусами района. Но по факту писец, конечно, товарищи. То есть до двух лет человек не болел вообще. Ну висели сопли иногда под носом, ну собиралась борода из соплей, делая человека схожим ликом с Чеховым, но никого это не смущало. Но чтобы осложнения?.. Не, не про нас. У меня даже жаропонижающее стояло нераспечатанным все два года.
А тут подозрение на воспаление легких и отит за полгода - та еще радость. И какбе даже моя твердая в вера в "увлажнить и охладить" иногда начинает подводить меня.
И знаете, у нас с Максом кровать с такой красивой кованой спинкой. Мы ее в свое время долго выбирали. Оказалось, что на спинку очень удобно на ночь вешать очки, а еще во время болезни надевать рулончик туалетной бумаги, чтобы подтирать сопли. Вот за последнее время у меня там уже сменилось около четырех рулонов, то есть рулон туалетки на спинке кровати стал неотъемлемой частью интерьера.
А потом Максу надоело, что использованная туалетка аккуратно скапливается горкой в уголке, и он на ту же спинку нам повесил еще и пакет. То есть пакет бумажек с соплями. И мы с Тимохой его наполнили!..
Вот так и живу - с пакетом соплей и в постоянном напряжении. Все это вылилось в какой-то пиздец с горлом, два дня болело нещадно (не спрашивайте, почему я еще не в поликлинике - у нас тут в очередной раз улучшали что-то в системе здравоохранения, кто-то куда-то прикреплялся. А я мало того, что эту поликлинику на дух не переношу, так теперь я еще не знаю, в какую именно мне надо идти...). Сейчас лучше.
А Тимоху отправила на дачу, при этом ощущая какую-то необъяснимую тревожность. Логикой действительно ее нельзя обосновать. Человек уверенно идет на поправку, на даче ему уж точно будет лучше (в городе на волне июбря чихает каждый второй).
Ну вот разве что накануне отъезда глаз у него "закис" (тоже с почином, что называется). Но мною было куплено проверенное средство. Как говорит моя мама: "Эти капли один известный офтальмолог даже Суне выписывал!" (Суня - это ее собака, у нее есть определенные проблемы с глазами). В нашей семье, если какое-либо лекарство выписывали собаке, это означает, что лекарство чудо как хорошо, лучше него нет и не было никогда. На самом деле это имеет под собой основания.
Так что я планирую расслабляться и даже AF меня сейчас не заставит делать что-то еще. Буду смотреть Viasat History и шоу про толстяков.
И еще рисовать буду.
Пойду как раз натягивать планшет... *

Так что всем спасибо, до будущих встреч. Пожелайте нам с викингом крепкого здоровьичка =)

* я тут кстати подумала: а вы планшет умеете натягивать? Под акварель, под отмывки. Можно под акрил или гуашь, например. Да даже под карандашный рисунок я люблю это делать.
Просто в моем сознании это естественно - все умеют это делать. А по факту, наверное, кому-то это знание будет полезно.

Вопрос: Вы умеете натягивать бумагу на планшет?

1. Да.		8	(9.76%)
2. Нет, расскажи как.		37	(45.12%)
3. И крепкого вам здоровьичка!!		37	(45.12%)
Всего:		82 Всего проголосовало: 56

---

Сюда надо принести тоже.



Снимали на прошлых выходных с  Melinian (вот вам еще вконтач). Что характерно, погода тогда еще была нормальная и ничто не предвещало недельного звездеца. Но накануне, когда мы в очередной раз перетирали за мой чудесный плащ из неопрена, мол, какой практичный, теплый, непромокаемый, Макс высказался: "Вот бы в дождь его снимать!"
Накаркал, что называется. Нас залило так, что мало не показалось. Плащ, между прочим, действительно себя оправдал - чувствуешь себя, как в палатке, на погоду глубоко накласть. Но это не оправдывает того факта, что мы попали в холодный и мокрый ад, который продолжался еще неделю после.
Впрочем, на фото все выглядит очень даже атмосферно. И даже моя расплывшаяся укладка, которую тетка в салоне делала два часа. Серьезно вот, два часа. У меня волосы вообще укладку не любят - разукладываются назад, ибо тяжелые. Она упрямо пыхтела, делила их на маленькие прядки, подкалывала каждую, чтобы остыла. Ну, короче, на совесть работала женщина. Кажется, ее даже начальница стала осуждать: "Вечернюю, что ли, укладываешь?.."
Не, тетка вообще молоток. Но после того, как по страстным локонам один раз провели расческой, они сразу же разложились на составляющие и послали всех к едрени фени.
И если вам еще не надоела эта прохладная во всех смыслах история, то вот еще немного информации.
Красное платье изначально заказывалось для Турнира Святого Георгия, ибо поступила информация, что все должны выглядеть типа средневековенько. К турниру оно не успело, что было очень кстати: костюмы по факту были не нужны, а на месте было очень пыльно, все пили и жрали чудесные шашлыки средневековым методом - руками, капая жиром за корсаж - так что платье было бы просто жалко. Тем не менее, платье отправилось на ArtFlection и там прекрасно показало себя (и меня).
Но самое увлекательное заключается в том, что в процессе платье внезапно стало символизировать персонажа. Что характерно, относится персонаж к вселенной этих ваших биоваре, Dragonage, то бишь. Я вообще спокойно отношусь ко всяким там вселенным, и ДА меня интересует постольку-поскольку. Но вот так вот случилось. И самое забавное, что про этого персонажа я мало что знаю, кроме того, что у него красное платье. Теперь очевидно, что персонажа и дождь что-то связывает. Любит плакать под дождем, я не знаю...
А, ну да. Еще накануне я паяла серебряную фурнитуру для плаща. Получилось очень круто, потом должны быть крупные кадры. Просто вот горжусь ею - там застежка у плаща из тентаклей, и нашлепка на лбу с соколиным глазом и тентаклями.
Вот такие дела, пацаны.

И вот вам ссылка на тех, кто все это пошил - RoseRed

---

Больше фото

Призрачный силуэт скользнет по кромке теней, мелькнет дымным маревом на границе между сном и пробуждением.
Странствуя в полумраке, шелком скользя сквозь мутные зеркала, он ведет свою таинственную охоту в тенях.
Прибьется, бывало, к человеческой руке, вылакает в темноте блюдце холодного молока. Или заснет душной ночью на томной, вздымающейся в неясных видениях, девичьей груди.
- Ах, должно быть, крыса до утра скреблась в подполе... - вздыхает девица, утирая припухшие спросонья веки.
А в волосах скрутился тугим локоном, черным соболем, кровью пролил пурпур на губы - он, сумеречный ходок. И теперь блестит ее взгляд куницыным угольком, и смотрят ей вслед зачарованно: будто расцвела за ночь...
Может, останется до темноты, а может - надолго.



Не знаю, кто это. Для девушки - ласка, для мужчины - хорек. Кто-то говорит - крыса. Сумеречный ходок, одним словом. Наполовину хищник, наполовину тень.
Серебро - 2500 р., бронза - 1800 р.
Размер - 20,5 максимум.

---

Семь. Пятая ночь.

Пятая ночь.
Защитник.

В мутном от серой дымки воздухе циклопический силуэт черной горы возвышался зловещей тенью. Хмурые облака, обычно клубящиеся у вершины, в этот день спустились к самому подножью, смазав угловатые очертания скал и уступов. Гора нависала над городом, словно серобородый великан, склонившийся над муравейником. Ветер, гонящий вниз по склонам клочья тумана, был его дыханием, а рокот, непрекращающейся вокруг островерхого пика грозы, походил на скрежет зубов.
Существо вышло из дома, обвитого мертвой лозой, и шагнуло в молочную пену, колыхающуюся у крыльца, словно воды вышедшей из берегов реки. В этом вязком мареве все звуки становились тише и мягче, превращаясь во вкрадчивый шепот. Существо шло по безлюдным улицам неспешно, как будто прогуливаясь. Его путь пролегал среди алей и парков, где на ветвях деревьев вместо зеленых крон лежали белые охапки стекающей вниз мглы. Бледная кожа существа, почти сливалась с хлопьями тумана, точно сама его плоть – не более чем напитанный влагой воздух.
Поддернутое мутной вуалью солнце слабо светило с небосвода. Оно порождало серые тени, которые размытыми пятнами ложились на землю. Под дымчатым покровом они скользили вдоль стен, заглядывали в окна и беззвучно переговаривались между собой. Город казался эфемерным миражом, готовым растаять от малейшего дуновения ветра. Существо двигалось сквозь это наваждение, потерянно блуждая между бесплотными призраками, в которые превратились дворцы и храмы.
Поначалу существо бродило без всякой цели, погрузившись в собственные пустые мысли, но постепенно его движения стали осторожны, а из глаз исчезло отрешенное выражение. Иногда оно резко оборачивалось, стараясь поймать взглядом размытую тень, скользнувшую под покровом тумана. Оно напряженно вслушивалось в ватную тишину, через которую порой прорывались звуки крадущихся шагов какого-то зверя, чьи тяжелые когти царапали о булыжники мостовой. Существо напряженно вздрагивало от каждого шороха и оглядывалось через плечо. Но у него за спиной простиралась лишь непроницаемая белая дымка, которая смыкалась за ним, словно волны позади корабля. Зверь не приближался к нему, но и не отходил далеко, иногда оглашая округу злобным рыком или скрежетом когтей по камню. Зверь бесследно растворялся в белесой мгле, словно он сам был ее частью, и только его хриплое дыхание оставляло в толще тумана причудливые узоры, похожие на застывшие в воздухе маски. Таинственная тварь вела существо через город, как пастушья собака ведет к стаду заблудшую в горах овцу. Стоило существу свернуть не на ту улицу, как тишину разрывал яростный рев, а если оно не поворачивало назад, то невидимая тварь, кутаясь в туманную шаль, щелкала челюстями у самого его уха.
Незаметно для глаза тусклый день сменился прокравшейся в город беззвёздной ночью. Клубы тумана слабо сияли, будто излучая накопленный за день скудный свет. В этом призрачном свечении дома казались тенями, между которыми разлилась сверкающая река.
Подгоняемое злобным рычанием, существо вышло к величественному зданию. Его опоясывала строгая колоннада, сквозь которую, словно через речные пороги, сочились светящиеся потоки тумана. Каждую колонну украшало изображение равновесных весов и скрещенных под ними мечей. Существо поднялось по ступеням к центральному входу. Массивные двери были сорваны с петель и лежали на полу. Железные пластины, которыми были обиты створки, были изодраны, как старая тряпка. У порога витал тяжелый желчный запах.
Когда существо вошло внутрь, щупальца тумана потянулись к нему, ластясь об ноги, будто домашние кошки. В призрачном сиянии из мрака проступали очертания предметов, запятнанные густыми тенями. Вдоль голых стен просторного помещения валялись ржавые мечи и изъеденные временем доспехи, присыпанные отвалившейся штукатуркой. По всем поверхностям тянулась сеть трещин, уходящих глубоко в каменную кладку. Выложенный мраморной плиткой пол был устлан мягким покровом сгнивших опилок и праха. Повсюду виднелись человеческие остовы, ощетинившиеся острыми обломками белых костей, разломанных, словно сухой хворост. Под пристальными взглядами проломленных черепов, существо уверенно пересекло зал и отыскало незаметную дверь, за которой обнаружился проход в подземелье.
Существо спустилось вниз по узкой лестнице. Тесный коридор вел в темноту, которая слабо колыхалась в тусклом свете разлившейся под ногами мглы. Низкий потолок, крошащиеся земляные стены и прелый запах разлагающихся листьев напоминали о зверином лазе. По обе стороны туннеля тянулись ряды тяжелых дверей, за которыми клубилась плотная, как грозовое облако, тьма. Свет не решался прикоснуться к ней, потому за порогом камер простиралась бездонная чернильная пропасть, из которой, словно из выгребной ямы, поднимался смрад крови и нечистот. Кое-где на внутренней стороне дверей можно было увидеть следы ногтей, которые оставили обезумевшие узники, царапавшие свои темницы в безнадежных попытках выбраться на свободу.
Тот коридор привел в комнату с черным от золы и пепла полом. В центре стоял большой, размером с человека, стол, по его краям свисали крепкие кожаные ремни. Рядом находились потухшие жаровни, из которых до сих пор торчали щипцы для углей, а на краю стола ржавели разнообразные орудия пыток. От впитавшейся в древесину крови столешница покрылась темно-красными разводами. В воздухе висел густой запах страха, навсегда въевшийся в земляные стены. От него кружилась голова и было тяжело дышать.
Будто находясь в трансе и повинуясь чужой воле, существо нетвердой рукой очертило вокруг себя круг, по внутренней стороне покрытый сложными рисунками и замысловатыми письменами. Оно село, поджав под себя ноги, сложило руки на коленях, закрыло глаза и принялось терпеливо ждать. За время ожидания туман поднялся и стал обвивать стены тонкими щупальцами. Постепенно он становился гуще и плотнее. Он будто впитывал в себя осевший на полу пепел. Все отчетливее в воздухе чувствовался запах гари. В конец концов туман превратился в дым, заполнивший до краев всю комнату, но не осмелившийся пересечь черту магического барьера.
В коридоре послышалось шумное дыхание зверя. Он не таился, гордо вышагивая в своих владениях. Скрежет трущихся друг о друга костей сопровождал каждое его движение. Он появился в дверном проеме белым размытым пятном, затянутым пепельной пеленой. Дым струился по его коже и обволакивал ее, точно покрывало. С утробным рыком тварь кинулась на существо, но отскочила, так и не переступив очерченного на земле круга. Вместе с ней отпрянул и клубящийся дым, на мгновение обнажив белое полотно, в которое с головой куталась тварь. Из-под ткани торчал только яростно извивающийся костяной хвост. Острое, как лезвие кинжала, жало било по мощеному полу, высекая искры.
Существо не обратило внимания ни на появление зверя, ни на его нападение. Замерев однажды в центре магического круга, оно больше не шевелилось. Его грудь едва вздымалась, а слабое дыхание не могло даже всколыхнуть воздух. Тварь же металась во мгле, разъяренно рыча и щелкая хвостом, ужасными ударами рассекая густой дым. Выскакивая из сумрака, зверь останавливался перед самым краем круга, не в силах преодолеть его. Белое полотно скрывало его силуэт, так что он походил на закутанного в саван мертвеца. Его гнилое дыхание касалось бледной кожи существа и ерошило бесцветные волосы.
– Кто ты? – наконец спросило существо, так и не взглянув на тварь.
– Когда-то я был защитником города, и люди приходили ко мне в поисках справедливости, – пролаяла тварь, глотая слоги и скрежеща зубами. Едва отзвучало последнее слово, зверь вновь кинулся в атаку. Тварь повисла в воздухе, напирая всем телом на невидимый барьер, она рычала и брызгала едкой слюной, которая с шипением пузырилась на стенах. Белое покрывало сползло на бок, открыв ужасную морду. На месте глаз и носа белела гладкая, как панцирь гигантского насекомого, кость. Жадный провал пасти ощетинился кривыми клыками, а длинный язык ворочался в глотке, как склизкий червь.
– Что произошло с тобой? – казалось, что тихий вопрос существа потерялся в безумном вое и оглушительном лязге щелкающих челюстей. Но когда слова были произнесены, зверь в одно мгновение умолк и отступил назад под покров дыма, на ходу когтистой лапой натягивая на голову белоснежную ткань. Несколько минут тварь утробно рычала, сопротивляясь вопросу или прочищая горло. Когда она заговорила, слова вырывалась из горла с диким лаем, но постепенно ее речь стала более плавной, а низкий, как рев водопада, голос перестал клокотать.
– Во времена, когда мрачные тени не осмеливались коснуться сияющих стен, а под тенистой сенью цветущих садов обитало умиротворение, в моей душе царил покой, безбрежный, как воды Нефритового моря.
Мои двери были открыты для просителей и днем и ночью, но мой порог переступали редко. Ко мне приходили решать споры, делить наследство, прокладывать границы и устанавливать порядок. Порой от меня просили совета, и лишь изредка требовали возмездия. Мой долг был легок и радостен: людские сердца были открыты и чисты, и даже сложные решения после раздумий становились ясны, как безоблачное небо. Мечи и доспехи чаще пылились в арсеналах, чем блестели на солнце. Мимо моих окон люди проходили не таясь, и обращались за моей помощью без раздумий или страха. Я был садовником в прекрасном саду, где каждый цветок и каждая ветка росли в гармонии, а я лишь следил, чтобы всем хватало света и влаги. Порой ветер мог принести сорное семя, но оно настолько выделялось среди окружения, что найти его не составляло труда.
Все менялось постепенно: росло количество споров, а людские жалобы наполнялись злобой. Ночную тьму не могли разогнать зажженные на улицах фонари и выставленная стража. Эти перемены невозможно было уловить разумом, но сам воздух стал пахнуть тревогой, словно где-то зацвел ядовитый цветок, отравляющий мысли.
Потом была объявлена война, и я принялся собирать армию. Каждый чувствовал нарастающий упадок, и винил в том врага. В одно мгновение на улицы города выплеснулась копившиеся в сердцах злоба и страх. Они были настолько естественны, что я не заметил, как окунулся в этот поток, который в том числе брал исток и из моей груди. Под мои знамена стекались толпы людей, которые никогда не держали в руках оружия, но в их глазах горел темный огонь. Кузнецы днем и ночью ковали клинки и доспехи, пока рекруты остервенело тренировались с деревянными мечами. Всего за несколько месяцев у стен города из ничего выросла огромная армия, клокочущая, словно раскаленное масло. Я повел ее в бой.
Время перетерлось в пыль меж жерновов бесконечных сражений. Нас всех омыла кровь и закалил огонь пожаров, что за ночь съедали целые города. Под нашими ногами земля чернела и покрывалась пеплом. Вороны пировали с нами за соседним столом. Я вел армию от победы к победе до тех пор, пока ненавистный враг не был повержен, и само его имя предано забвению.
Когда мы вернулись в город, там уже царили голод и смута. Люди убивали друг друга ради еды и ради забавы. Справедливость и порядок, которые я так бережно хранил долгие годы, были забыты. Пока я полол чужое поле, сорняки буйно проросли в моем саду.
Я принялся карать преступников. Легион в белых плащах патрулировал город, ревностно следя за порядком. Но, казалось, что легче отыскать золотую монету посреди рыночной площади, чем встретить невиновного человека. У каждого за душой, таилась тьма. Стоило лишь взглянуть чуть пристальнее и убрать маску, тогда вместо человека перед тобой представало чудовище, способное возлечь с дочерью, или ради трубки забвения убить собственную мать. Я преследовал, допрашивал, пытал и карал – все, лишь бы очистить город, от затопившей его скверны. Городские стены ощетинились пикам с насаженными на них головами, а деревья гнулись от висельников, свисающих с их ветвей. Но преступников не становилось меньше, напротив, их число только росло. Я видел, как страх поселился в людских сердцах, но страх лишь свидетельствовал о виновности. Даже среди легиона тьма пустила мерзкие корни. На всех городских площадях запылали костры, на которых пылали воры, насильники и убийцы, но даже свет священного пламени не отвратил людей от греха. Лишь когда улицы опустели, а на ветвях и крышах взгромоздись сытые вороны, я обнаружил, что остался один.
За время рассказа дым рассеялся настолько, что сквозь него отчетливо виднелась забившаяся в угол тварь. Ткань сползла с нее и развернулась на полу, так что стала видна та же эмблема, что украшала колоны у входа. Равновесные весы и скрещенные мечи. Все тело твари напоминало обнаженную рану. Мощные белые кости покрывали его, точно броня, где в сочленениях виднелось кровоточащая плоть. В открытой, словно разбитая бочка, грудной клетке, среди вывернутых ребер, стучало обнаженное сердце. Тварь скребла изогнутыми когтями по своим бокам, а из ран на пол сочилась темная кровь. Сквозь стиснутые от боли и гнева зубы вновь стало подниматься злое рычание.
В тот момент, когда существо открыло глаза, тварь кинулась на него. Когтистые лапы разорвали тонкую черту магического круга, а острые клыки сомкнулись на беззащитном горле…

Больше фото

Подвеска "Ira". Серебро - 3000 р., бронза - 1800 р.

Следующая часть ->>
Предыдущая часть ->>

---

Что мы имеем сказать на тему Варкрафт зе Муви.
Странное ощущение: одновременно всего слишком много и слишком мало. Много героев, хотя, вроде бы, все нужны. И, из-за того, что всего много, на каждого персонажа дается мизерное количество информации. То есть, даже если ты в теме, все равно необходимых сцен очень мало для нормальной композиции фильма. А если уж ты с улицы пришел - так вообще поди бредятиной кажется.

читать дальше, со спойлерами

Орда.
Я не знаю, может быть, я просто ордынец по жизни, но Орда для меня казалась наиболее гармоничной. Их как-то принимаешь нормально - да, они орки, да, зачем-то носят на плечах хрени из костей, у них дурацкие топоры и молотки, но на то они и фэнтезийные создания. Гул'Дану по сравнению с другими героями не на что жаловаться - в том милипиздрическом формате личного времени, выделенному каждому персонажу, он просто блеснул. То есть, если очень долго додумывать, можно проследить его падение под натиском Скверны. То есть за ним мне было интересно следить, сцены с его участием годные - начиная от его акушерской деятельности, заканчивая расслабленным покуриванием полумертвых пленных и картинным оголением перед своей армией.
Что касается Волков... какбе если ты в теме, ты понимаешь - ну да, Волки они всегда такие. По жизни у них в попке не кругло, всегда они несогласные и, подобные Владимиру Ильичу, ходят иным путем. Хотя в данном случае будет более уместным сравнение с Мойшей, который, как и Тралл, в детстве тоже был не прочь поплавать в корзинке. Бурное течение и тряска на порогах отразились на его самосознании, из-за чего он не был согласен с политикой фараона и решил свалить из сраного Египта, попутно поднасрав его коренным жителям (аналогия очевидна).
Но если ты не в теме, закрадывается вопрос: почему орки такие тупые, а Волки такие умные?.. То есть орки там реально ТУПЫЕ. Из культурных мероприятий у них только война и поединок, правила которого священны, но если очень больно пнуть недовольного - то коррективы вносятся. Орки настолько НУ ТУПЫЕ, что их даже не смущает сомнительное маркетинговое название травы ГулДана - "Скверна". То есть 99% оркам на все насрать, и только Дуротан все увидел сразу. Молодец, ну.

Альянс.
Обложка Альянса - это великий актер одной роли Ярл Рагнар, про которого не пошутил только ленивый. В принципе, лицом он там играет того же Рагнара, хотя иногда пытается патетично страдать.
Я понимаю, что визуально картинку максимально приблизили к игре... но то, что в игре смотрелось фишечкой, здесь выглядит совершенно неправдоподобно. Бесполезные щиты, доспехи, кони в железе - ясно, никто не ждал реконструкции, но все-таки в таком виде это бутафория. Да, оно как в игре, но когда это именно живые люди, а не персонажи - смотрится картоном.
В принципе, как и внутриальянсовые терки. Здесь мое мнение можно смело пропускать - для меня Альянс всегда оставался загадкой. То есть кому там кроме Артаса можно сочувствовать?.. Ну да ладно, это уже предвзятое мнение.
Медив с рожей Иисуса - вот уж действительно загадочный герой. На него все почему-то срут кучи, потому что он че-то плохо участвует в делах страны, хотя он вроде как не должен. При этом в стране уже лет десять мир. Но при этом Медив (от скуки, видимо) где-то подцепил Скверну. Как у него это получилось - не раскрывается. Просто примите за данность - где-то он там связался с демонами и теперь у него когти из рожи растут. В конце он прогоняет какую-то телегу про то, что он одинок и несчастен... Загадочно, вобщем. Да, история Медива так же невнятна, как ее пересказ в моем исполнении.
Даларан. У них есть большой куб и Круэлла Де Виль бабка в кубе. Вот это для меня была НЕОЖИДАННОСТЬ. Камрад Сандор вообще был в шоке - всю жизнь за мага играл, а оказывается у них есть бабка в кубе. Загадочно.
Гарона - опция кровосмешения есть, а по каким-то причинам полудурок один на миллион. Какбе это все, что я имею сказать по поводу этого персонажа.

Подводя итоги: фильм на самом деле довольно интересный, смотрится хорошо. Атмосфера мира передана, с первоисточником обошлись довольно бережно. Но ему бы быть сериальчиком, вот тогда все было бы нормально. А так - попытались впихнуть неупихаемое в формат одного фильма, и получилось не самостоятельное произведение, а краткий его пересказ. Видимо, эта часть проходная, ее цель - рассказать о том, что было до основных событий. Вся любовь, наверное, будет предназначена орочьему Мойше и Артасу.
Не могу сказать, что жду с замиранием сердца следующую часть. В принципе, как и эту не ждала. Но при случае буду смотреть.

@темы: поток мыслей, WoW

---

Про жизнь, не про крафт.

Я все вспоминаю эту статью про "эмоциональное подключение", которую не репостил только ленивый. Внезапно большая часть людей обнаружила, что у них нет "эмоционального подключения" к отпрыскам. Другая часть, у кого детей нет, сказали: "Че за херня, этого не бывает". Еще некоторый процент йуных исследователей глубин психологии сказал: "Вот не зря я говорю, что мне детей нельзя! А они говорят: свой будет - понравится!.." Но об этом как-нибудь в другой раз или никогда.
Мне на самом деле сложно представить человека, которому интересно целый день разделять интересы ребенка, который только учится говорить и играть. Игры там однообразные, ведутся по схожим правилам. Это как играть с унылым партнером-вагоном на РПГ: всегда нужно что-то придумывать, двигать сюжет, делать интересно. А в ответ тебя могут совочком ударить, например.
Воспитатели в детском саду "подключаются" по профессиональной схеме, работа у них такая. А у тебя вроде как свой интерес. Короче, это действительно непросто - чтобы было интересно.
И была в этой статье фраза такая, мол: "Если подключения нет - не думайте, что оно когда-нибудь появится..." И это знаете, как обухом по темечку.
А потом думаешь: отчего ж?.. Ну правда, откуда такие выводы?
И я вот в последнее время все пытаюсь понять, что есть "подключение", когда оно срабатывает и почему редко бывает так, чтобы было весело нам обоим. И когда будет, в конце концов, безграничное совместное веселье?..

Я в последнее время дико хочу самокат. Мне на самом деле завидно, что Тимоха гоняет, а его бегаю за ним, как дурак. Думаю - купить что ли самое дешевое дерьмо из Спортмастера?.. Но проблема, что я никогда не стояла на самокате. А денег жалко, знаете. Когда начинаешь с Иванидзе работать, сам становишься жидом. Мол, купил ты себе самокат, а металл уже по 45 рублей... жалко. Лучше б металл купил.
Думаю - надо мне в прокат самокатов. А еще надо оторваться как-то от обыденной жизни. Потому что жить по заданной схеме удобно, но скучно. И все чаще приходит осознание, что это лето - вот оно, последнее такое. Дальше будет садик и работа. И уже не попробуешь целый день гулять в парке, есть бутерброды на травке и пить какао из термоса.
К тому же ожидания и действительность - это две противоположных вещи. Потому что я себе всегда представляю, как мы будем гулять за ручку, я буду показывать ему птиц и тени от листвы на дорожках. А по факту он мне показывает бордюрный камень, например. Первые минуты три интересно, а потом уже как-то хочется смотреть другое - ну хотя бы другой бордюрный камень. А ему вот этот понравился, и нужно ему этот камень любить, и на нем сидеть, и пытаться на него залезть, и падать в лужу, и все это неподалеку от проезжей части, конечно. Потому что парк - это далеко и не интересно, а камень он тут, он классный и на нем какие-то прикольные слова накарябаны.
Но вернемся к основному повествованию. Решила я самокат взять напрокат. Рядом проката именно самоката не оказалось, все больше велосипеды. А в Нескучном Саду таковой есть.
И мы взяли и рванули туда.
Прямо в парке стоит сарайчик деревянный, который обслуживают два человека: молодой человек, который инвентарь выдает и тетя-кассир. Вокруг сарая царит атмосфера запустения и уныния, хотя посетителей было вполне достаточно. В другой день меня это отпугнуло бы, но сейчас я уже решилась. Надо было предъявить паспорт и оставить залог, получить целую охапку чеков и поставить штук пять автографов. После чего мне выдали тот самый самый бюджетный аппарат из Спортмастера.
- Ну все! Сейчас будем кататься вместе! - говорю.
- Меняться, - решительно отвечает сын.
И становится на большой самокат. Пытаясь одновременно держать его на большом самокате и нести маленький самокат, сбивчиво пытаюсь втолковать, что этот самокат - для взрослых, двухколесный, ему не подходит, и вообще он мой.
- Возьми мой пока, - разрешает он и показывает на свой трехколесный для двухлеток, - Ты на моем, а я на твоем.
И по рукам меня стучит, мол, не держи, я сам. "Я сам" не получается и, разочарованный, он отбрасывает большой самокат, потом маленький за компанию, и удаляется играть на детскую площадку. Там как раз кто-то оставил машинку под навесом, а машинки - это бич последних дней. Машинки - это то, что он сейчас любит больше всего. И то, что мы уже начинаем тихо ненавидеть.
А мне хочется кататься.
Приходится ждать минут пятнадцать, пока новая машинка немного надоест, потом я начинаю канючить: "Пойдем кататься, хочу кататься, давай кататься..." Срабатывает вызов: "Ну покажи мне, как надо быстро-быстро, а?.."
- Ладно, - говорит, - Только я на своем, а ты - на своем.
Да не вопрос!
Оставляет машинку и мы наконец-то едем. Мне по-первости непривычно, но уже буквально метров через сто все получается. Самокат дерьмовый и медленный, но за счет этого мы едем примерно с одной скоростью.
До следующей площадки.
Там опять останавливаемся и медленно и обстоятельно изучаем все снаряды. Я опять канючу, он опять пытается "меняться", опять ничего не получается и опять летают самокаты.
В конце-концов, мы снова едем и - слава богу! - дальше нет площадок.
С ветерком доезжаем до конюшни. На самом деле, удивительно, как быстро он гоняет на своем драндулете для двухлеток. Мне немного страшновато на такой скорости ехать, еще страшнее от того, что он может пропахать носом асфальт. Но по здравому размышлению - гонять весело.
На конюшне некоторое время смотрим лошадей, потом опять едем. Кажется, он втянулся: быстро соглашается отойти от лошадей и снова встать на самокат. По асфальтовой дороге ехать уже легко, хотя нога с непривычки напряжена и немеет.
Тимоха предлагает свернуть на маленькую дорожку, она грунтовая, но укатанная. В принципе, ехать можно. Быстро устаешь, правда.
Он сам предлагает посидеть на скамейке. Садимся. Почти как мне представлялось в моих сахарно-ванильных мечтах: мы вместе погоняли на самокатах, теперь сидим в парке на скамейке, слушаем птиц... Он крутится, конечно. Но у меня есть секретное оружие:
- Какао будешь?
Сынок вскидывается и оглядывается по сторонам. Что? Какао? Тут есть киоск с какао?.. Где?..
- Тут какао, - говорю. И достаю термос.
Наливаю ему, начинает увлеченно сербать из крышечки.
- Еще.
Снова сербает.
Я млею. Ну все как я представляла же!.. Ловлю взгляд проходящего папаши с коляской, мне мнится, что он смотрит на нас с завистью. Как же! У него в коляске целыми днями спит, а мы вот гоняем, сидим на скамейке, какао пьем. Наверняка думает: "А у нас когда так будет? Скорей бы!"
- Еще, - протягивает пустую крышечку.
Не, так у нас какао быстро кончится.
- Давай еще немножко покатаемся и снова будем пить?
- Ладно.
Это у него любимое в последнее время: когда он соглашается, он так покладисто протягивает: "Лаадно". Мне кажется, он уловил это наше с Максом ироничное "Лаааадно"... ну вроде как гайка на место не садится, серебро не чернится, пылесос не тянет, и ты думаешь "Надо применять иначе", а вслух говоришь: "Лаааадно". Тимоха тоже говорит это "Ладно", но совершенно чистосердечно. Согласен он.
Едем ровно до следующей скамейки:
- Какао пить будем?..
Не, ну я рада, что он теперь тоже ощутил радость сидения на скамейке и попивания какао (пофигу что лето и жара, главное - какао из термоса), но не так быстро же!
- Нет, рано. Еще покатаемся.
У каждой скамейки ловлю его вопросительный взгляд: здесь пора? А здесь?..
Метров через пятьсот таки соглашаюсь.
Так с небольшими привалами мы проехали порядочное расстояние, при этом не слезая с самокатов, не останавливаясь у "бордюрных камней", не просясь на ручки, не отвлекаясь. Кажется, оба увлечены гонкой.
Если это и есть "подключение" - то вот оно, именно оно.
Не заметила, как два часа прошло: уже Макс звонит, подъехал к парку с работы.
Мы доехали до очередной площадки и ждем его там, с трудом сохраняю одну крышечку какао для голодного отца.
Пока едем назад встречать папу, дорогу перебегают две белки. Тимоха интересуется, нет ли у нас орехов. Нет, в куртке были, а сейчас уже без курток.
Папу, конечно, надо затащить на площадку и заставить "заценить" все снаряды. Я в это время решаю сгонять и сдать самокат - уже семь часов, неизвестно когда они закрываются. Пытаюсь гнать так быстро, как могу, но дерьмовый самокат все равно тащится со скоростью самоката для двухлеток. Понимаю, что самокат я хочу, но не "самый дешевый". Может быть, осенью подойти к вопросу покупки более серьезно?.. Или попросить на ДР?
Прокат работает до 21, так что зря спешила. За два с лишним часа получилось 160 рублей. На выходе выдали еще ворох чеков с подписями - зачем так много, интересно?..
Быстро иду назад, навстречу уже Макс идет, тащит Тимоху на плечах. Тот вроде доволен, но периодически начинает хныкать по пустякам: устал. И ужинать пора.
Пытаемся нагуглить рестораны в округе, но из самого приемлемого - корчма неподалеку. Максу в нее не хочется, мне тоже. Причина сходная: корчма эта тут стоит хрен знает сколько лет, мы мимо нее ездили то в школу, то в инстит, и эту голову с чубом на вывеске видели чуть ли не каждый день. И вот этот чуб он ассоциируется у нас с чем угодно, но только не со вкусной едой. Плюс у входа всегда зависает "ряженый" - что б уж точно не захотелось войти. Но делать нечего, все остальные заведения вокруг - "прикинутые", не из тех, где можно быстро поесть и накормить ребенка.
Идем к корчме, у входа вместо "ряженого" - полицейские. Кого-то там выгоняют, или уже выгнали, а теперь общаются. Какие-то недовольные тетки, какие-то ребята приезжие... Проходим мимо. Видимо, не судьба нам в этой жизни пожрать в корчме.
Где ужинать - непонятно.
- Может, у метро что есть?.. - неуверенно предполагаю я.
Заворачиваем за угол. Другая дверь, другой "ряженый". Но уже не в украинском костюме, а типа "богатырь". Круто, конечно. Там "Тарас Бульба", зашел за угол - "Илья Муромец" под тем же соусом. Интересно, у них там бывают драки всякие, типа бугурт на политической основе?..
Не особо хочется, но там, конечно, будет что-нибудь попроще, что можно дать ребенку. Заходим. Прямо у входа клетка с большим попугаем - уже здорово, будет чем заняться, пока будем ждать заказ. А у столика, где нас сажают - белка в клетке, но она спит.
Это заведение мне уже нравится, хотя вокруг просто гиперконцентрация лубка. Лубок на потолке, на стенах, на скатертях, диваны завалены подушками с матрешками. Правда, никаких "сударей", официанты при костюмах, но адекватные.
Пока разглядывает меню просыпается белка. Смотрит на нас и уходит спать дальше.
Короче что я вам скажу ребята... когда я увидела детское меню, я поняла - я фанат этого ресторана. Это первое заведение в Москве (да и в принципе первое заведение), где было настолько замечательно продумано детское меню. Блины с мясом, сырники, несколько вариантов каш, супов, десертов. Короче отличный выбор, чтобы накормить ребенка почти любого возраста. Плюс есть что выбрать, а главное - никаких бургеров и картошки фри. Я, блин, не знаю, почему в ресторанах думают, что бургеры и фри - это любимая детская еда. И почему спагетти есть в каждом детском меню - это нихера не удобно, уважаемые. Я сама с трудом управляюсь с длинными макаронинами, а как предлагаете их детям есть?.. Они же все потом в жратве с ног до головы. Ну если есть паста в детском меню - так выбирайте что-нибудь, что вилкой удобно накалывать.
Тимоха уверенно выбрал себе тыквенный суп и манную кашу. Мы себе солянки и пельменей.
И это было офигенно. И попугай был офигенный, его купали из пульверизатора. И белка, хотя она спала.
Серьезно, я никогда не думала, что я буду поклонником этого ресторана... но, блин, он крутой. Реально крутой.
А мы... ну что мы, объелись и покатились домой. Доехали на метро, искупали Тимоху и долго пытались уложить спать, потому что он был возбужденный и откормленный.
И к чему все это я...
Нет, это не реклама ресторана на самом деле. Это все к вопросу о "подключении".
Есть, все есть. Пройдет время - будет больше.
Но все хорошо на самом деле. Все получается у меня, как надо.

@темы: поток мыслей, добро

---

Левиафан

Левиафан

С орбиты Ганимеда станция, состоящая из десятка куполов, соединённых переходами, выглядела крохотной точкой посреди бескрайнего ледяного поля. Мы эвакуировались трое суток назад, за это время лед под долиной стал черным: радиоизлучение чудовищной силы растапливало изнутри ледяную корку. Внутренний океан Ганимеда, запертый в твердый промерзлый панцирь толщиной в несколько сот километров, скоро явит чудовище. Существо, рожденное во тьме, поднимается на поверхность, походя уничтожив убежище, которое обустроили для себя люди посреди этого негостеприимного края.
Я пытался решить для себя, стоит ли станция зрелища, которое еще не видел ни один человек, когда льды вспучились и треснули, как яичная скорлупа. Величественные горы, окружавшие долину, дрогнули и обвалились внутрь. Целый фонтан ледяных осколков взлетел вверх, окутав все белым облаком. На мгновение все замерло, и вдруг тишину пронзила многоголосая песня Левиафана. Здесь, в космосе, не существует звуков: они умирают там, где кончается атмосфера и воцаряется холодный вакуум. Потому песнь несли радиоволны. Эфир вскипел от множества сигналов. По всему кораблю захрипели динамики, выплевывая неясные слова, а по мониторам прошла разноцветная рябь, иногда складывающаяся в удивительные картины, напоминающие тесты Роршаха. Если бы не наши приборы, эти песни так и остались бы беззвучными.
Из белого облака выступила тень исполина. Зрелище того, как могучий Левиафан навсегда покидает внутренний океан Ганимеда и бросается в холодную пустоту, заворожило меня. Такая мощь невольно рождает в груди трепет. Великан набирал скорость и готовился совершить свой единственный и самый важный рывок через безжизненную бездну. Если у него не хватит сил, безжалостный космос скует его льдом, оставив дрейфовать на орбите газового гиганта.
Сейчас гигантский силуэт холоден и едва виден на фоне звезд, но впереди – кирпично-красные облака Юпитера, и среди них, как король демонов в водовороте безумного танца, как единственный циклопический глаз, обращенный внутрь себя – Большое Красное Пятно. Не стихающая буря, вместилище колоссальной энергии.
Наконец, после долгого ожидания, чудовище врывается в атмосферу Юпитера. Левиафан горит, а радиоволны бушуют, пытаясь адской какофонией треска, щелчков и вспышек на дисплеях, передать боль исполинского существа. Но вместе с болью он наполняется жизнью. До сих пор он был похож на скелет, обтянутый тонкой тканью, серый и холодный, как льды его родины. Но мощь гигантской планеты разжигает огонь, который начинает просвечивать сквозь гладкий лоб. По бокам у зверя надуваются пузыри газа, расправляются острые плавники и мощный хвост.
Он падает прямиком в шторм, в объятия молний и облаков. Еще некоторое время я вижу его пылающие, наполненные горячим газом мешки. Вижу, как едва заметно фосфоресцируют узоры на его боках, жадно впитывая в себя электричество. Потом он скрывается в облаках.
Еще некоторое время приборы улавливают его тень, а песня гиганта звучит на радиоволне.
Потом он исчезает в оке бури, а я выключаю запись и беру курс на Землю.

Больше фото

@темы: животные, литература, Извне, куклы

---

Семь. Четвертая ночь.

Четвертая ночь.
Дева.

Существо покинуло обсидиановый замок задолго до рассвета. Воздух был чист и прозрачен, а стены зданий сверкали от росы. Казалось, что все вокруг сделано из тонких кристаллов, хрупких, как стекло – только тронь и во все стороны разбегутся трещины. Существо потеряно слонялось по улицам, залитым тьмой и присыпанным звездой пылью. Еще одна тень, потерявшаяся в лабиринте мертвого города.
Бледное и холодное, как болотный огонек, солнце поднялось над горизонтом. Его жара едва хватило, чтобы прогреть ночной воздух. Но едва алый свет зари коснулся существа, оно замерло, вбирая крохи тепла бледной кожей, как ящерица после зимней спячки. В его бесцветных глаза солнечный свет распадался на мечущиеся искорки и растворялся без остатка. Существо отряхнуло владевшее им отчуждение и твердым шагом направилось по улочкам города. Оно уверено сворачивало на перекрестках и безошибочно ныряло в переулки, срезая дорогу. Что-то тянуло его к цели, скрытой в глубине города.
Постепенно здания, мимо которых проходило существо, стали меняться. Все чаще попадались вычурные колоннады, арки, обрамленные каменным кружевом и яркие фасады, украшенные барельефами и цветочными орнаментами. Танцующие и облаченные в маски статуи украшали многочисленные площади. От главного русла улиц расходились ветвящиеся аллеи, некогда тенистые и благоухающие, но теперь лишь тянущие голые кроны к хмурому небу. Все явственнее становился бледно-розовый оттенок, проступающий в камне, из которого были сложены здания. Едва заметная сеть красных прожилок пронизывала его, придавая сходство с подводным кораллом, но на фоне мертвых деревьев и пустынных улиц этот нежный окрас напоминал не цвет распустившейся вишни, а нездоровый румянец на щеках больного.
Не глядя ни на что вокруг, существо направилось вглубь алого квартала. Там оно остановилось у здания, к которому сходились все окрестные дороги и тропинки. Яркое, приметное и изящное, оно представляло собой все, что старались воплотить другие строения. Плавные линии вились по фасаду, переходя по карнизам и ажурным балконам. Они создавали легкий силуэт, чем-то неуловимо напоминающий гибкую девушку, кружащуюся в танце. Стены были густо увиты плетистой розой. Цветы и листья давным-давно увяли, оставив после себя только переплетения шипастых стеблей, больше похожих на заросли терновника. В редких просветах между сухими плетьми проступал розовый камень, точно нежная плоть, стянутая веревками.
Солнце только начало клониться к горизонту и наливаться тьмой, когда существо переступило порог дома. Закатный свет лился сквозь высокие окна, окрашивая все вокруг в кроваво-красные тона, даже тени имели здесь бордовые отблески. Несколько мгновений существо стояло в нерешительности, не зная, куда направиться дальше. Вдруг тишину нарушил томный вздох, слабым эхом пришедший из глубины коридора. Существо бросилось на этот звук и вбежало в огромный зал. Одну его сторону полностью занимала театральная сцена, на которой прелой кучей лежал истлевший, выцветший занавес. Из-за кулис в партер наползла густой сумрак, он обвивал ряды кресел, заполняя их ужасными призраками, лишь смутно похожими на людей.
Стон повторился и вместе с ним, застонал весь дом: заскрипели половицы, вздрогнули хрустальные бусины на люстрах, заколыхались невесомые занавески. Существо последовало за звуком и оказалось в комнате с зеркальными стенами. Их серебряную гладь покрывала густая сеть трещин. На исполосованным глубокими царапинами лакированном полу валялись осколки, в которых отражался бесконечно повторяясь разбитый вдребезги мир.
Следующий вздох жарким дуновением окутал существо. Он привел его в спальню, где на широкой постели комом лежали измятые белые простыни, на которых алело пятно, оставленное вином или кровью.
Так, следуя за таинственным голосом, существо шло по запутанному лабиринту расцвеченных закатом комнат. С каждым переходом мир вокруг все больше погружался во тьму. Солнечный свет стремительно угасал, и вместе с ним исчезала и реальность. Предметы растворялись в тенях, превращая комнаты в странные платформы, парящие посреди черноты. Под этим покровом красноватого сумрака угадывалось какое-то движение, будто клубок тесно переплетенных змей извивается под тонким шелком. Когда раздавался очередной сладострастный стон, змеи во тьме вздрагивали и напрягались, что можно было увидеть плоть, нераздельно сплетенную в тугие узлы.
Вскоре не осталось ничего кроме дверных проемов, ведущих к одиноким островкам посреди бесконечного колышущегося мрака. Иногда из ниоткуда доносились голоса, крики, гнусный смех или отчаянный плачь. Иногда в обглоданных чернотой комнатах встречались предметы, напоминающие декорации, оставшиеся после жуткого спектакля. Пустые клетки, в которых было бы тесно даже собаке. Крюки и петли, свисающие с потолка. Окровавленные орудия пытки, брошенные на прикроватном столике. Грязный угол с гнилой соломой, на которой разбросана шелковая одежда. Но существо не обращало внимания ни на сцены, пронизанные чужой болью и страданием, ни на безумные возгласы – оно целеустремленно преследовало ускользающий от него голос.
Погас последний луч солнца, и тьма полностью окутала дом. Исчезли двери и окна, не осталось ничего, кроме трущихся друг о друга змеиных тел, напряженных и влажных. Очередной стон пронзил тьму нестерпимой дрожью. Несколько мгновений он бился, как выброшенная на берег рыба, а потом безвольно опал, как распутанный узел. Перед существом предстала обнаженная девушка, парящая посреди ожившего мрака. Темнота струилась по ее нежной белой, как мрамор, коже, обвивалась вокруг лодыжек, скользила вверх по бедру и дальше… Она целовала ее в томно подрагивающие веки, в алые губы и текла по небу, словно пьянящее вино. Темнота ласкала девушку и одновременно обвивала тугими путами. Лишь спустя мгновение, стало понятно, что девушка сама является источником расползающейся вокруг нее темноты. Ее затылок вытягивался, образуя подобие длинного хвоста, который постепенно чернел и, в конце концов, терялся в массе извивающегося мрака.
– Кто ты? – спросило существо. Его тихий, безжизненный голос ударил громом по томной тишине этого места.
– Некогда я была танцовщицей и певицей, чьим искусством восхищался весь город, – Нехотя произнесла она, приоткрыв затуманенные наслаждением глаза. Ее речь была преисполнена истомой, а голос казался слаще цветочного нектара. Едва ответив на вопрос, она вновь закрыла глаза, а черные плети заструились по бархатной коже.
– Что произошло с тобой? – вопрос существа заставил темноту задрожать и отступить перед силой, таящейся в его голосе, похожем на предрассветные клочья тумана.
– Во времена, когда птицы пели, восхваляя солнечный свет и ночную прохладу, когда даже в движении цветов можно было обнаружить прекрасный медленный танец, длящийся дни напролет, я была чиста, как морской бриз. Когда я выходила на сцену, время замирало, чтобы полюбоваться моим танцем, а мои песни очаровывали даже ветер. В моих руках была душа города, она откликалась на мои движения и слушала мой голос. Я вдохновляла музыкантов и художников, и разжигала благородный огонь в сердцах мужчин и женщин. Я была неприкосновенна, как священный огонь. Годы шли мимо меня, не оставляя своих отпечатков ни на лице, ни в памяти. Я была счастлива, и дни сливались в неиссякаемый поток, сотканный из света, звонкого смеха и прекрасной музыки. Этот дом был храмом, построенным в честь искусства, и в его стенах восхваляли саму жизнь, безмятежную и радостную. Такой она и была когда-то.
Не знаю, когда все изменилось, но в какой-то момент улыбки зрителей стали тусклыми, а в их смех прокралась злая насмешка. Свет начал увядать. Распалась гармония, которая связывала песни, танцы и людские сердца. Изменился мир по ту сторону занавеса.
Не могу сказать, что пришло первым: ранние признаки упадка или смутное желание, поселившееся в моей груди. Кажется, они появились одновременно. Невысказанное желание заполнило ночи и проникло в дневные мысли. Чужеродное тело, которое одним своим присутствием выводит из равновесия. Этим оно напоминало соринку, попавшую в створки раковины. И подобно все той же незрелой жемчужине, со временем покрывающейся все новыми слоями перламутра, оно тоже росло, вытесняя все остальное. Я перестала петь, потому что не могла больше влиться в поток мелодии. Я перестала танцевать, потому что желание сделало мои движения порывистыми и грубыми. Меня это не заботило, имел значение только огонь, опаляющий мою душу.
Я обнаружила, что убийство животных приносит небольшое облегчение. Началось все с докучливых мух и комаров, которых в то время развелось слишком много. Но чем больше было животное, тем сильнее наслаждение, таящееся в его страданиях и смерти. Меня пугало это открытие, и в тоже время, мой собственный страх лишь подпитывал жестокое любопытство.
Пытаясь укрыться от него, я делила свою постель с незнакомцами. Жаркие объятия мужчин и страстные вздохи женщин помогали забыться ночью, а поутру их лица бесследно исчезали из памяти, как ночной туман исчезает с приходом зари. Не люди, а лишь безликие тени. Убить одного из них было не сложнее, чем свернуть голову птице. Но быстрое убийство приносило лишь краткое удовлетворение. Растягивая их страдания, я продлевала свой экстаз. Муки тела ничем не отличаются от мук души, но послание можно длить до тех пор, пока разум продолжает цепляться за жизнь. Вскоре в моих глазах они превратились в истекающих кровью кукол. Неодушевленные предметы, рыдающие над осколками собственных судеб.
Поражённый войной и голодом, город подпитывал мое желание человеческими жизнями, и оно безмерно разрасталось, подобно лесному пожару. В конце концов все смешалось: чужая боль и душевные страдания, телесное наслаждение и чувство власти. Исчезли любые границы, отделяющие понятия и вещи друг от друга. А где нет границ, там открывается дорога к Бездне. В высшие моменты наслаждения я проваливалась туда, забывая о себе, растворяясь в жаркой, как кровь, тьме. Потому, когда открылся путь, я бросилась вниз, не задумываясь.
В Бездне я переродилась, став единой со своим желанием. Я продолжала завлекать людей. Некоторых я убивала, выпивая их боль и экстаз, словно вино. Других я отпускала, и они несли в себе мор – мой подарок и избавление, погрязшему в пороках городу.
Под конец рассказа глаза Девы были широко открыты. Она внимательно рассматривала существо, а на ее лице играла насмешливая ухмылка.
– Но кому я это рассказываю? Тебе не понять меня. Тебе не известно желание, ты не знаешь наслаждения. В твоей душе пустота. Жар и холод страстей пропадают там, не оставляя и следа, – Дева подалась вперед, почти нависая над существом. – Ты ждешь от меня благословения, как от всех прочих? Но мне плевать на тебя и на город, за стенами этого дома. Убирайся пока я не…
Существо стояло не шелохнувшись, без выражения вглядываясь в искаженное издевкой лицо Девы. Вдруг существо выбросило вперед руку и схватило девушку за шею. Мертвенно-бледные пальцы сжимали розовую плоть, оставляя на ней черные отметины кровоподтеков. Оно притянуло Деву к себе. Она попыталась вырваться, но щупальца тьмы обернулись против своей хозяйки и обвились вокруг ее запястий и лодыжек. Распятая, как на дыбе, Дева кричала и извивалась, но существо крепко держало ее за горло. Второй рукой оно медленно начинало ласкать обнаженное бедро…

Больше фото

Подвеска "Luxuria". Серебро - 3000 р., бронза - 1800 р.

Следующая часть ->>
Предыдущая часть ->>

@темы: Семь, литература, Извне, ювелирка

---

Паяю касты, чтобы расслабиться - в этом какбе все, что вам надо знать.
Колечко с щупальцами и лабрадоритом, серебро, размер 17 - 3000 р.







И ладно, признаюсь - мне нравятся маленькие лабрадориты. Они как будто созданы для наших моделек.

@темы: Извне, ювелирка

---

Макс вышел утром на работу. Закрыла за ним дверь. Через пару минут возвращается, протягивает мне кота, уходит.
Готя решил встретить рассвет у мусоропровода в подъезде. А никто и не заметил, что ночью его не было.
Вот что Макс рассказал позже:

Иду я по лестнице и на третьем этаже вижу - на пролете внизу огромная, нет, ЦИКЛОПИЧЕСКАЯ крыса сидит. Не успел я чего подумать, она хлоп и убежала за мусоропровод. Подошел, смотрю... нет, не крыса, кот. Похож на нашего. Думаю, дай возьму, второй будет. (Первый, кстати, не находился?). Он на меня шипел, но лапу не поднимал. Я его выковырял из-за мусоропровода. И увез, по пути он тоже немного шипел, но так, от избытка эмоций. Там внизу еще таджик убирался. За ним-то кот и наблюдал.

А я судорожно готовлюсь к Artflection. Всякие процессы-шмацессы они сейчас в основном в группе в ВК.
И вот неожиданно осознала, что я мой аэрограф люблю. Раньше мне казалось, что IWATA слишком капризная, а сейчас сравнила с аэрографом попроще - так вся капризность иватная окупается! IWATA даже плюется эстетично, иногда стараешься специально поймать эффект, чтобы она плеваться начала. А дешевый Аэро-про - это так, аналог покраски из баллона, только менее вонючий. Радость только, что краску может неразбавленную жрать. Ивате всегда нужно разбавлять один к одному.
Недавно вот потеряла от нее колпак на иглу, пришлось заказывать другой - взяла Crown Cap. Хорошая вещь, меньше засоряется, позволяет очень близко подносить аэрограф = рисовать мельче.
А еще я человек аккуратный, за несколько лет не разу не ломалось сопло, всего один раз пришлось заменять иглу. А тут недавно оставила ее сушиться в разобранном виде на полотенце. Прихожу - сопла нет. Раньше было, теперь нет.
Ну что, достала запасное.
А старое я потом нашла случайно, когда что-то звякнуло под тапком (!). Кто в курсе, тот поймет. Звук звенящего под тапком сопла от аэрографа, это как звук падения лепестка сакуры, господа.
То ли музыкальный слух, то ли везение.

---

Начала красить кита и неумолимо ржу. Писец какой-то шок-контент получился, поцаны. Я не пойму: радоваться мне или срочно все закрашивать?
С одной стороны все натуралистично, с другой стороны... блеать это же кит, меня точно посадят.

Шок контент!1!!!!1

Одна секция посередине:

@темы: куклы

---

Семь. Третья ночь.

Ночь третья.
Рыцарь.

Существо спустилось по ступеням башни, только когда полуденное солнце загнало ночные тени в промежутки между булыжниками мощеных дорог. Легкий ветер мел пыль и песок по пустым улицам, иногда задевая деревья за голые ветви, отчего казалось, будто вдоль алей и скверов бродят невидимые призраки, горюющие о временах, когда город утопал в ярких цветах и зеленой листве.
Рана на шее существа затянулась, не оставив на коже и следа, но внутри яд все еще жег кровь. Его шаг стал быстрее, а взгляд пустых глаз начал метаться, будто выискивая что-то. Оно больше не кружило бесцельно по улицам и переулкам, теперь его путь каждый раз вел по новой дороге. Не сбавляя шага, существо заглядывало в окна домов, пытаясь разглядеть тайны, спрятанные за тонкой гранью пыльных стекол. Это были бесцельные, хаотичные поиски, будто оно само не знало, что и зачем ищет. Но ядовитый жар гнал его вперед, как если бы в нем впервые проснулось чувство голода или некая жажда. Несколько раз существо замирало у порога ничем непримечательного дома, будто почувствовав в воздухе незнакомый аромат, но спустя мгновение наваждение проходило, и оно шло дальше. Шепот громовых раскатов, что спускался с горы, выстукивал безумный ритм, вторящий спешащей походке существа. За ним по пятам следовала его тень, ставшая спустя два дня как будто четче и плотнее.
Ночь незаметно окутала город. В один миг ее темные щупальца протянулись по улицам, сожрав остатки дневного света. В поисках ночлега существо вошло в замок, выстроенный на склоне мрачной горы. Он приковал взгляд существа, заставив отринуть более близкие укрытия. Замок был больше и величественнее, чем все окружающие строения. Словно в пику всему белокаменному городу, он был сложен из того же темного блестящего камня, что и гора, бросающая тень на город у ее подножья. Замок возвышался над окружающими домами и подминал их под себя. Массивное и грубое строение карабкалось вверх и льнуло к горному уступу, точно пытаясь зарыться внутрь скалы. Его угловатый силуэт почти сливался с темной массой монолитного камня, и лишь бездонные провалы окон выдавали его рукотворное происхождение.
Тяжелые двери легко отворились, приглашая существо зайти внутрь. Сразу за порогом во все стороны разбегались тесные коридоры, похожие на гигантские змеиные норы. Из узких, как бойницы, окон, лился тусклый звездный свет. Всю поверхность стен занимали тяжелые светильники, бархатные драпировки, расшитые гобелены и картины в позолоченных резных рамах. В неверном свете звезд изображенные на картинах фигуры расплывались в тенях и неуловимо менялись, превращаясь в гротескных чудовищ, застывших в искаженных позах. А свисающие с потолка полотна ткани колыхались от дуновения сквозняка, превращая вышитые на них сцены в подернутые рябью зыбкие отражения в мутной воде.
Не размышляя, существо выбрало один из коридоров и последовало за током воздуха, уходящим в каменное нутро замка. По пути ему попадались распахнутые настежь двери, за которыми едва угадывались богатые интерьеры комнат. Темнота скрывала детали, оставляя лишь блеск золота и витиеватые силуэты лепнины, темным кружевом расползающейся по стенам и потолку. Иногда за дверным проемом среди роскоши убранства обнаруживались целые горы золотой утвари и украшений, небрежно сваленных прямо на полу. Но попадались и другие комнаты, казавшиеся голыми и пустыми. Там на аккуратных деревянных полках опасно блестели острые клинки и лакированные доспехи. Будто соревнуясь друг с другом, бальные залы и вычурные спальни сменялись оружейными комнатами и складами амуниции.
Наконец коридор вывел существо к протяженной зале, настолько огромной, что ее углы терялись в темноте. Помещение было похоже на внутренности гигантской рыбы, ребра которой заменяли массивные колонны. Раньше этот зал освещался множеством факелов, светильников и жаровен, но все они давно потухли, и на смену свету и теплу из глубин горы пришел недвижимый холод. Пустые, без единого украшения, стены блестели от инея, покрывшего черные камни. Едва существо переступило порог зала, его слабое дыхание обратилось в белый пар.
Посреди зала стоял длинный стол, накрытый для пира. За столом на лавках сидели скелеты в истлевших одеждах и проржавевших латах. Яств не коснулся ни царящий вокруг мертвенный холод, ни тлен времени. Богатые кубки в руках мертвецов были полны рубиново-красным вином, а куски жареного мяса на тарелках сочились жирным соком, будто их только что отрезали от туши, коптящейся над огнем. Ароматы специй, способные свести с ума голодного путника, окутали помещение, но существо прошло мимо, даже не взглянув на заставленный блюдами стол.
В глубине помещения существо отыскало лавку и, примостившись на ней, тут же заснуло.
Его разбудил звук тяжелых шагов. Окованные железом сапоги лязгали по каменным плитам, приближаясь из непроницаемой тьмы, затопившей зал.
– Стой, – едва слышно прошептало существо посиневшими от холода губами. Его голос дрожал. – Кто ты?
Ответа не последовало, а незнакомец даже не замедлил свой шаг. Вскоре из темноты вышла женщина, полностью закованная в броню. Она остановилась на самом краю сумрака, мерцая, точно призрак, колеблющейся между явью и небытием. Реальным казался только тяжелый доспех. Его пластины и щитки были украшены сложным рельефом. Казалось, что они сложены из костей и позвонков, слитых в единые фрагменты доспеха. Эти металлические кости не походили на человеческие или звериные, но в них, как будто, теплилась какая-то извращенная жизнь, делающая доспех более реальным, чем его обладатель.
Женщина приблизилась к столу за которым пировали скелеты и ударила по ним рукой в латной перчатке, смахнув хрупкие остовы, точно пыль. На пол посыпался град костей, породивший грохот, который принялся метаться по залу боем строевого барабана. Когда последний его отзвук умер где-то во тьме, женщина села за стол, и, не произнося ни слова, жестом пригласила существо сесть напротив. Существо безропотно подчинилось. Дойдя до стола и усевшись на лавку, оно вновь обрело свой бесцветный голос.
– Что это за место? – спросило оно.
– Это фамильное поместье знатного рода, некогда бывшего опорой города, – ее хриплый голос был похож на скрежет мельничьих жерновов. Звуки с трудом вырывались из горла, но с каждым произнесенным словом речь рыцаря становилась легче и быстрее, как река, взламывающая лед по весне.
Одна половина лица женщины была молода и красива. Светлые, как утренний свет, волосы свободно ниспадали на плечи, а нежная кожа светилась мягким румянцем. Она была бы прекрасна, как молодое деревце, если бы не другая половина лица, представляющая собой голый череп, скалящийся в жуткой ухмылке. Отбеленные временем кости отвратительно сияли в темноте, а открытая плоть внутри глазницы, походила на кусок красноватого льда. Кожа и мышцы живой половины были натянуты на череп, как края походной палатки.
Существо скользило пустым и невыразительным взглядом по страшному лику, будто не видя его. Рыцарь же изучала своего гостя придирчиво и внимательно. И хотя ее глаза покрывала ледяная корка, отчего они казались слепыми, в одном ее взгляде было больше жизни, чем во всем существе напротив нее.
– Что случилось с тобой?
– Во времена, когда солнце было жарче огня и мягче материнских объятий, а легкое дуновение ветра уносило прочь все заботы, я только начала свой жизненный путь и была свободна, как птица, что летит высоко в небе.
Люди – заложники своей судьбы, которая им вручается при рождении. Свободы у сына сапожника не больше, чем у наследницы знатного рода. Жизнь лепит из них тех, кем им суждено стать, ведет их по дороге, которая неизменно заканчивается в чреве червя. Лишь иллюзия свободы, тонкая, как мыльный пузырь, позволяет сохранить разум на этой прогулке.
Мой пузырь иллюзий лопнул в детстве. Однажды я увидела всю свою грядущую судьбу. Это видение было чище и ярче, чем предсказания звездочетов из башни, или гадание храмовых жрецов. За одно мгновение семья, учителя и няньки слепили из меня настоящую леди: умную, хитрую и очаровательную. Я блистала при дворе, плела интриги, тайно и открыто управляла жизнью города в совете, на моих пальцах балансировали силы знатных родов, торговля текла через мои руки, и даже правитель прислушивался к моим советам. Я вышла замуж, вступив в брак по расчету, и этот союз искоренил давнюю вражду и принес городу стабильность. У меня были дети и внуки. Их лица мельтешили, росли и менялись у меня перед глазами, словно капли молока в чае, так что я не могла их запомнить. Меня всегда окружали люди, готовые мне угодить или подсыпать яд в кубок. Я состарилась, держа под подушкой кинжал. А потом пришла немощь, чернота, пожирающая мысли, близкое дыхание склепа, холодящее затылок, и боль, скрадывающая цвета окружающего мира. Время тянулось, словно деготь, вся моя предыдущая жизнь могла повториться трижды, прежде чем могила, наконец, не взяла меня.
После этого видения я сбежала из дома и стала скитаться, примеряя на себя чужие судьбы, как поношенную одежду. Я вобрала в себя весь город: от попрошайки до гончара, от купца до служки в храме, от стражника до прислуги вельможи. Я прожила множество жизней, но все они были лишь узкими тропами, зажатыми между отвесных стен, одна из которых зовется необходимостью, а другая – обществом. Даже изгой должен подчиняться правилам общества, где для каждого уже уготовано свое место.
Поняв эту истину, я вернулась в свой дом, но вместо того чтобы ступить на дорогу, избранную для меня семьей, я облачилась в доспех и взяла в руки меч. Я отправилась на войну, которая давно назревала и лишь ждала того, кто открыто поднимет меч на затаившегося врага. Годы прошли в скитаниях в свете походных костров. Вороны черным шлейфом тянулись за нами, затмевая небо. Там, куда мы приходили, кровь текла по водостокам, а тела устилали улицы. Громче криков был лишь стук сердца в висках и протяжная нота боевого рога. Лишь когда враг был истреблен, мы вернулись домой.
Город уже был охвачен волнениями. Голод и гнев превращали людей в животных, а те, кто сохранил хоть толику власти, этим пользовались, чтобы еще больше возвысить себя. Хуже всех был тот, кого в прошлой жизни мне пророчили в мужья. Конфликт между нашими домами разрывал город на части и толкал его в пропасть. Совет был парализован и не мог справиться с беспорядками и подступающим голодом. Все выдвигаемые решения тонули в бесконечных спорах, и никогда не переходили к делу. Совет из места мудрости превратился в арену для политической борьбы. Даже мое возвращение ничего не изменило: мой враг лишь посмеялся надо мной и сказал, что ситуация изменится только если один из домов прекратит свое существование, или я выйду за него замуж.
Я взяла его замок штурмом. Он был хорошим бойцом, лучшим, кого я встречала. Он ранил меня, но, в конце концов, его голова оказалась на пике. К несчастью, его смерть ничего не решила. Город уже пал. Все рухнуло, и небо заволокли тучи.
Возвращаясь в свое поместье, я несла в себе семя смерти. Рана загноилась, и вновь я ощутила мертвенный холод, разливающийся по жилам, и серую пелену, наползающую на сознание. Судьба все равно привела меня к концу пути, с которого я так хотела свернуть. Тогда я обратилась к Бездне, которую столько раз видела за порогом смерти. Я нырнула в ее черноту, так и не переступив черту, отделяющую вечность от бытия.
Я наблюдала за гибелью города и ничего не могла сделать. Он разлагался, как гниющий труп. Мор стал лишь избавлением от ужаса, творящегося на улицах. Люди, которые иногда приходили сюда, были похожи на мерзких крыс, рыскающих по углам в поисках объедков и теплого местечка. Я убивала их до тех пор, пока не осталось никого, и город не забылся сном.
Во время рассказа, рыцарь и существо сидели неподвижно, напоминая причудливые отражения друг друга в расчерченном инеем зеркале. Рыцарь не дышала, а дыхание существа стало невидимым и холодным, как окружающий воздух. Они были словно застывшие ледяные статуи. Наконец, после того как прозрачная тишина успела забраться в каждый закоулок замка, рыцарь заговорила вновь:
– Я хотела бы стать тобой. Без прошлого и будущего. Ни с чем не связанной, пустой, и потому свободной. Если бы можно было отнять пустоту, я так и поступила бы, – неожиданно, она взяла в руки бокал вина и подалась вперед. Как двойник из зазеркалья существо повторило ее движение. Они были так близко, что почти касались друг друга лбами. Они ударились кубками, расплескав вино по столу, а после выпили его до последней капли. – За тебя!
Холодное, как горная река, вино обожгло горло и терпкой волной растеклось по венам, на мгновение остановив кровь и выбив дыхание. Существо задрожало и повалилось на скамейку. Оно обхватило себя руками в попытке согреться. Мир закружился и помутнел. Он растворился в мареве, через мгновение обернувшееся темнотой. Не осталось ничего, кроме вкуса вина на языке и губах: смёрзшиеся, слитые воедино горечь и сладость, как жизнь и смерть.

Больше фото

Подвеска "Invidia". Серебро - 3000 р., бронза - 1800 р.

Предыдущая часть ->>

@темы: Семь, литература, Извне, ювелирка

---

Семь. Вторая ночь.

Вторая ночь.
Звездочет.

Когда взошло солнце, выглянув из-за склона обсидиановой горы, его косые лучи осветили крыши брошенных домов и стали стекать расплавленным золотом на дороги. Свет выхватил из предрассветных сумерек бледный силуэт, стоящий в дверях пустого храма. За ним на покрытом пылью мозаичном полу тянулась одинокая цепочка следов. Ночная встреча растворилась вместе с утренней дымкой, словно ускользающий из памяти сон. Но существо и не пыталось искать доказательств истинности прошедших событий. Словно ничего и не было, оно вновь принялось бродить по населенному тенями городу.
Но все-таки кое-что в его поведении изменилось. Если раньше пустой взгляд скользил по булыжникам улиц или вдоль белокаменных фасадов и колоннад, не замечая и не останавливаясь ни на чем, то теперь он то и дело поднимался вверх и упирался в величественные шпили, торчащие, словно наконечники копий. При взгляде на них на лице существа не отражалось ни трепета, ни любования, ни восхищения красотой, но одинокие и гордые башни, возвышающиеся над прочими домами, явно задевали за некие скрытые в его бесцветной душе струны. Все чаще запутанные, как заросли терновника, улочки и переулки выводили его к подножью башен. Тогда существо подолгу смотрело на них снизу вверх, не решаясь ни отвести глаза, ни войти внутрь. Лишь когда искорка, загоравшаяся в его сердце при виде величественных строений, гасла, уступая место обычной пустоте, существо продолжало свою бессмысленную прогулку.
Ночь застала его у дверей одного из таких шпилей, и существо покорно вошло внутрь. Первый этаж был забит стеклянными колбами, ретортами и пробирками с мутными жидкостями и порошками. Столы и шкафы, на которых было расставлено оборудование, хаотично громоздились, оставляя для прохода лишь узкие дорожки. При каждом шаге под ногами хрустели осколки стекла и скрипел серый, как пепел, песок. Кругом валялись обломки мебели. Заплесневелые книги и истлевшее от времени свитки устилали пол, как опавшая листва.
Отыскав в дальнем конце помещения винтовую лестницу, существо стало взбираться наверх по ветхим ступеням. Лестница вилась мимо подвесных платформ, которые казались островами, разделенными бездонными провалами. Часть тросов прогнили и лопнули, опрокинув вниз все содержимое, на оставшихся же все еще стояли всевозможные ящики и клетки, сквозь ржавые прутья которых можно было увидеть кости давно погибших животных. Иногда ступени обрывались, сливаясь с окружающей темнотой, но существо упрямо продолжало двигаться вперед, перепрыгивая провалы или перебираясь на другую сторону по торчащим из стены обломкам.
Наверху оказалась пустая комната, стены которой были густо затянуты паутиной. Паутина была везде, множество слоев накладывались друг на друга, оплетая комнату в огромный кокон. Белые нити уходили к потолку и терялись в густой тьме, скопившейся под крышей башни. Даже под ногами мягко пружинил ватный настил. Единственным источником света была пара высоких стрельчатых окон, силуэты которых проступали бледными пятнами на путинном покрове. В этом призрачном, рассеянном свете паутина блестела, словно усыпанная мелким жемчугом.
Существо улеглось посреди комнаты и мгновенно заснуло. Но спустя какое-то время его разбудило чье-то присутствие и тяжелый взгляд, устремленный из темноты.
– Я видел тебя на улицах, но я не звал тебя. Зачем ты пришел? Уходи! – раздался тихий голос, похожий на шорох сыплющегося песка. Голос метался между укутанных в паутину стен, но вокруг не было ни движения, ни даже тени. – Хотя нет, останься. Я слышу, как бьется твое сердце и струится по жилам кровь. Едва теплая, но все-таки кровь…
– Кто ты? – спросило существо, не обращая внимания на тихое бормотание, в которое превратился невидимый голос.
– Когда-то я был королевским звездочетом. Но уже очень давно никто не приходил ко мне за советом, – немедленно последовал ответ, а из тени за спиной у существа появился мужчина. Он будто вырос из окутанной паутиной стены. Он носил черную мантию, расшитую серебряным звездами и загадочными золотыми знаками. Длинные белые, как снег, волосы, обрамляли лишенное возраста лицо. Глубоко запавшие глаза, жесткая линия рта и бескровные губы делали его похожим на грубо высеченную каменную статую. Множество складок его одеяния скрывали фигуру и прятали руки, превращая силуэт в невыразительный черный прямоугольник на фоне переплетения белых нитей.
– Что здесь произошло?
– Во времена, когда звезды были ярче, чем россыпь алмазов, а бархатные ночи пахли шиповником и лилиями, я мог предсказывать судьбу, глядя на небо. Я предвещал ненастья и распутывал нити судеб, плетя покров благоденствия для всего города. Я мог увидеть будущее любого человека, что приходил ко мне.
Но этого было ничтожно мало. Я всегда хотел знать больше. Видеть истории родов, разворачивающиеся во времени, проследить, как из деревни в пару домов вырастает величественный город, знать, когда разразится война и когда будет голод. Знать все, что происходит на земле, в воде и в воздухе. Разве это не благо? Скольких бед мы могли бы избежать, о скольких поступках никогда не пришлось бы жалеть?
Но звезды не открыли мне эти тайны. Взгляни, с чем мне приходилось работать: башня высотой в три сотни шагов и пара шлифованных линз в медном цилиндре, – кивком головы он указал, на предмет, едва заметно блестящий в толще паутины. – Но даже с этим я рассчитал орбиты небесных тел, расчертил карту созвездий и нашел путеводные звезды. Но это был тупик. Как бы простор ночного неба не манил меня, он оставался бесконечно далеким и недосягаемым, я не мог подобраться к нему ни на шаг ближе. Не удивительно, что я оставался глух к звездному шепоту, предрекающему судьбы мира.
Смирившись со своим поражением здесь, я стал искать знаний в других местах. Я слушал ветер, исследовал землю и воду, разбирал живые и мертвые ткани. Я смог выделить и коснуться даже неуловимого духа. Я воскрешал из праха мертвых, чтобы расспросить про потерянные в веках знания. Я убивал живых, чтобы их глазами взглянуть на настоящее. Я презрел смерть и отверг жизнь, которые суть одно и тоже. Но этого также было мало. Я искал то, что связывает воедино каждую сущность в этом мире, нити, плетущие покров судьбы, укрывающий вселенную.
В конце концов, мне это удалось. Ответ на мой вопрос прятался в пустоте великой Бездны. Из нее берет начало все сущее, в нее же оно возвращается, растворяясь без остатка. И я осмелился заглянуть в мерзкую пасть мироздания. Нутро пустоты оказалось липким, как смола, в которой тонут беспечные насекомые. Из Бездны не доносится ни звука, ни проблеска света, но под ее поверхностью скрыто все, что когда-либо было и будет.
Я выбрался, но так и не смог до конца отчиститься от ее прикосновения. Но муки и ужасы познания истины того стоили: судьбы мира открылись предо мной. И тогда я увидел гибель, которая на тот момент только начала пожирать город. Я попытался предупредить и образумить, как я делал это раньше, но никто не пожелал слушать. Все, кто стоял на страже благополучия города, погрязли в пороках и не видели дальше собственного порога.
Тогда я вернулся и заперся в башне. Снаружи бушевали битвы, восстания, голод и мор, но они проходили мимо, точно приливы и штормы, огибающие прибрежные скалы. Иногда кто-нибудь приходил ко мне спросить о грядущей судьбе. Но с тех пор, как началось падение, звезды словно покрылись мутной пленой, а может, сам мир погрузился во мрак, но все судьбы были одинаковы: смерть. Люди гибли на острие меча, в петле виселицы, в агонии яда, в тщетной борьбе с хворью или от голода, который перед кончиной забирает даже душу. Все, кто приходил ко мне, уже были мертвы. Я дарил им быструю смерть, забирая взамен те крохи жизни, что еще теплились в них.
Не прерывая рассказ, звездочет ходил кругами по периметру крохотной комнаты, словно темное солнце неспособное остановить своего движения по небосводу. Наконец, он остановился перед существом, нависая над ним мрачной тенью. Вдруг белые нити, лежащие на полу, резко натянулись и обвились тугим коконом вокруг существа. Звездочет сделал шаг вперед, и его черная мантия распахнулась. К существу потянулись руки с острыми, как когти пальцами, и огромные паучьи лапы, похожие на зазубренные косы жнеца.
– Но ты не такой как другие. Я не вижу ни твоей смерти, ни твоей жизни. Тебя нет в плетении судьбы. Ты ничто и пройдешь сквозь город, как сквозь сон. Давно пора разрушить это мертвенное оцепенение, потому я дам тебе подарок. Только не дергайся, – холодные руки схватили существо за плечи, а паучьи лапы крепко сжали тело. Острые клыки впились в шею. В следующее мгновение кокон ослаб и распался, а звездочет исчез среди плетения паутины. Башню вновь окутала неподвижная тишина.
В эту ночь существо не могло заснуть: от раны на шее по его крови растекалась огненная река, жгучая, как сама жизнь.

Больше фото

Подвеска "Avaritia". Серебро - 3000 р., бронза - 1800 р.
Серия будет впервые показана на ArtFlection 28-29 мая.

Предыдущая часть >
Следующая часть ->>

Продолжение следует...

@темы: Семь, литература, Извне, ювелирка

---

Ну что, снова немного рекламы в вашу ленту!
Скандальная ярмарка ArtFlection выбрала символом этой весны КИТА. Интриги, расследования, реализация китов только по справкам из психдиспансера, детям только в сопровождении родителей!!!



Ну а если серьезно: выбрасывайся на берег творчества и позитива, приходи попыриться на китов. Киты - это модно и не страшно!
А мы прибудем на ярмарку с нашей эпической серией "Семь" - семь новых подвесок, которые можно будет потрогать и примерить, разглядеть вживую и купить, если что-то приглянется.
А еще мы делаем кита: он огромный и светится.
А еще у нас новая витрина: она тоже огромная и светится.
А еще у нас совместный проект с  *Saifa*, там всякие египетские штучки.
А еще в этот раз состав очень звездный, а мастера успели как следует подготовиться и ассортимент обещает быть нереально крутым!
Ждем вас в следующие выходные на Телеграфе, как обычно.

---

Семь. Пролог. Первая ночь.

Семь
Пролог

Посреди безымянной земли, которую каждый видел, но никто по ней не ступал, высится гора. Словно мировой шпиль, она круто вздымается вверх, где небо теряет синеву и становится черным. Ее отвесные склоны переливаются обсидиановым отблеском. Острая, как копье, вершина теряется в вечном мареве темных туч, клубящихся вокруг хмурого пика. Их бугристый подол то и дело вспыхивает бледным, призрачным светом. Это молнии, скрытые от глаз в утробах мрачных облаков. Бьющие друг за другом громовые раскаты сливаются в невнятную какофонию и вязнут в ватной дымке. Этот безумный рокот, добравшись до подножья горы, оборачивается лишь слабым, монотонным, неразборчивым бормотанием. Люди, раньше жившие в этом месте, называли этот тянущийся низкий рык Шепотом Хаоса.
Гору кольцом окружает величественный город. Когда солнце выглядывает из-за туч, превращая тусклые тени в изящные очертания зданий, город начинает блистать. Мраморные улицы тянутся в разные стороны извилистым лабиринтом, и только если взглянуть на них с высоты птичьего полета, можно понять остроумную задумку проектировщика, связавшего эти разноцветные нити в причудливый рисунок. На просторных площадях стоят прекрасные статуи и фонтаны, отделанные драгоценным камнем и перламутром. Каждый дом здесь похож на храм или дворец, а уж храмы и дворцы не похожи ни на что другое. Один их вид внушает затаенный трепет. Город устремлен ввысь, повсюду к небу тянутся башни и шпили, тонкие, как иглы, украшенные витиеватой резьбой и воздушным орнаментом. Белый камень, из которого сложен город, пронизывают цветные прожилки, окрашивая целые кварталы в едва заметные соцветия. Легко представить, как эти улицы полнились жизнью, как горели огни в окнах, как из храмов тянулись ароматы благовоний, а дворцы блистали царственной роскошью.
Теперь этой жизни здесь нет. Все покрыто серой вуалью запустения. Пустые, стоящие без движения улицы, напоминают каналы пересохших рек. А темные окна похожи на пустые глазницы стоящих в ряд мертвецов. Смолкли голоса, прекратились разговоры, и в наступившей тишине звучит лишь оглушительный Шепот Хаоса.
Тем, кто обитает на вершине горы, нет дела до людских бед. Боги отплясывают безумные пляски под бой громовых барабанов и завывание ледяного ветра. Не зная цели и смысла, только лишь для забавы, они создали существо по образу и подобию того, кто однажды осмелился поднять к ним на вершину.
– ЖИВИ, – приказал громоподобный голос. Но бледное существо осталось на месте, не зная, что ему делать.
– ИДИ, – последовал другой приказ. Тогда пустое, словно выпотрошенный кокон, создание спустилось с горы в заброшенный город. 

Первая ночь.
Жрица.

Существо ступало по безлюдным улицам, скользя пустым взглядом вдоль белоснежных фасадов домов. Ни помпезные колоннады дворцов, ни яркие витражи храмов не привлекали его внимания. Существо бродило по мертвому городу, бездумно сворачивая в переулки, петляя кругами. Его единственным спутником была его собственная тень, которая постепенно росла и наливалась тьмой, до тех пор, пока не растворилась в подступивших сумерках. Существо продолжало ходить по городу, превратившемуся под покровом ночи в безликое нагромождение черных силуэтов, пока, наконец, не почувствовало усталость. Тогда оно зашло в здание, оказавшееся на тот момент ближе прочих.
Пустые залы освещались лишь лунным светом, проникающим через высокие окна. Вдоль стен располагались ниши, но они пустовали. Статуи, раньше стоявшие в них, были сброшены с пьедесталов и разбиты. Каменные тела, руки и лица, расколотые и покрытые трещинами, устилали пол, как трупы устилают поля сражений. По стенам, потолку и полу струилась искусная мозаика из стекла и ярких камней, но ее блеск померк из-за толстого слоя вездесущей пыли. Большие жаровни, стоящие по углам, и тяжелые светильники, свисающие на цепях с потолка, давно забыли жар огня, позволив холоду и теням безраздельно властвовать в стенах храма.
В глубине здания под центральным куполом, на возвышении стоял золотой алтарь, за которым располагался бассейн, настолько глубокий, что неподвижная вода напоминала черное зеркало. Это помещение не было похоже на другие, здесь не было разбитых статуй и поблеклой мозаики. Темные стены будто оплавились и оплыли, как свечные огарки. Застывшие капли и подтеки были похожи на выступающие из кладки огромные кости, блестящие от осевшей на них влаги.
Не ведая страха, существо осталось здесь на ночлег. Едва сомкнулись его веки, как пустой разум погрузился в сон, бесцветный и блеклый, как сумрачный день.
Из забытья существо вывел звук шагов, раздававшийся где-то рядом. Вокруг все еще царила темнота, пронзенная косыми лучами лунного света, который высвечивал медленный танец летающей в воздухе пыли. Тихий шорох ткани и мерная поступь перемещались по кругу, точно кто-то шел по галерее, опоясывающей центральный зал. Пристальный взгляд, скрытый темнотой, придирчиво изучал незваного гостя через арочные пролеты.
– Покажись! – выкрикнуло существо безжизненным, как палая листва, голосом. Тень подчинилась, возможно, потому что в этом голосе еще могла сохраниться божественная сила, создавшая его. К самой кромке света подошла женщина. Очерченный лунным серебром силуэт был горд и статен. Словно скульптура, вылитая в сверкающем металле, такая же красивая, недоступная и неподатливая. – Кто ты?
– Когда-то я была верховной жрицей. Но прошло очень много времени, с тех пор как последний несчастный осмелился потревожить мой покой, переступив порог этого храма, – ее голос был холоден и остер, как ледяной нож.
– Что произошло с тобой? – спросило существо. Но женщина упрямо вскинула голову и отступила в темноту.
– Отвечай!
– Во времена, когда тучи не осмеливались закрывать небо над городом, а легкий ветер по утрам доносил с равнин сладкие ароматы степных цветов, я была самой красивой женщиной среди всех живущих. К ступеням этого храма приходили толпы, только чтобы взглянуть на меня, когда каждый полдень я выносила священный огонь на встречу с его прародителем.
Многие пытались добиться моего внимания. Те, кто обладали богатством, соблазняли меня роскошью и изобилием, в котором можно легко утонуть; те же, у кого не было ничего, предлагали мне самих себя – все, лишь бы я покинула стены храма и ушла с ними. Храбрецы проливали кровь и убивали друг друга, пытаясь показать свою силу. Странники со всех концов света, чтобы показать свою преданность, приносили мне чудесные вещи, добытые ценой человеческих жизней, – рассказывая свою историю, женщина плавно двигалась по чернильным дорожкам между пятнами света. Длинный подол ее белого платья, расшитый серебряной и золотой нитью, тянулся за ней, как змеиный хвост. Иногда она касалась колонн света, который вспыхивал на ее груди и бедрах, как холодное пламя. Но ее лицо всегда оставалось сокрыто тенью. Обтянутое тонкой тканью тело было совершенно, как ограненный алмаз, блестящий на солнце. Казалось, что все прекрасные статуи, украшающие площади города, изображают только ее, тщетно пытаясь передать ее красоту.
– Не только поклонники, но и храм хотел безраздельно забрать меня себе. Служитель каждого божества, чья статуя когда-либо стояла в этих нишах, хоть раз приходил ко мне, убеждая, что моя красота достойна принадлежать только его господину. Они хотели сделать меня нареченной невестой и оракулом божественной воли.
Но я отвергла их всех. Богатых и бедных, безрассудных и расчетливых, порочных и святых, мудрецов и невежд, мужчин и женщин, стариков и юнцов. Никто из них не был достоин меня. Все они тянулись ко мне, как деревья тянутся к солнцу. Даже боги ничем не отличались от простых смертных. Их всех свело с ума желание. Оно стерло их лица, превратив в безликую, отвратительную массу. И чем больше их становилось, тем более мерзкими они представали. В то время я не могла опустить взгляд, чтобы не увидеть спины, согнувшиеся в раболепном поклоне. А если кто-то и осмеливалась взглянуть мне в глазах – это было еще хуже, потому что в таком взгляде таились грязь и безумие. Даже смерть, подобно прочим, страстно желала меня, водя по ночам холодными пальцами по щекам и закрытым векам.
Тогда я, наконец, убедилась, что ни на земле, ни на небе, нет никого, кто был бы достоин меня. И лишь Бездна оставалась ко мне безразлична. Я отдала себя ей.
После своего возрождения я открыла двери храма, и каждый, кто пришел ко мне – умер.
Жрица встала за спиной у существа и склонилась к самому его уху. Даже вблизи в ее дыхании не было тепла: только холод, что таится в ночном небе в промежутках между сияющих звезд. На фоне оконного проема ее силуэт был черен как смоль, а ее тень полностью накрыла существо, все еще сидящее перед ней на коленях.
– Но ты не такой, как они. Ты не знаешь грязи. Ты сам – порождение прекрасной Бездны, в тебе одна пустота. Потому я не убьют тебя, но помогу, – она обошла существо, встав прямо перед ним. Свет открыл взору ее лицо. Всю верхнюю часть головы закрывало подобие костяной маски. Точно огромная, широкая ладонь с множеством длинных, тонких пальцев, обхватывающих череп. Ужасная маска скрывала глаза, лоб и скулы, ее узловатые пальцы глубоко врезались в шелковистую кожу и тянулись серыми плетьми вниз по шее. Открытым оставались только рот и подбородок.
Прекрасные алые губы, навечно застывшие в презрительной ухмылке, на мгновение стали мягче и сложились для поцелуя. Жрица поцеловала существо в губы, прильнув к нему всем телом. Но оно не ответило на страсть, оставшись неподвижным и окоченелым, словно труп.
– Храни свою пустоту, не позволяй никому прикасаться к ней. Помни: кого бы ты не встретил на своем пути, они не достойны даже твоего взгляда, – сказала она и отстранилась, исчезая в густом сумраке. Когда острая, как бритва, линия между светом и тьмой, прошлась по ее лицу, костяная маска пошевелилась, переставляя свои цепкие пальцы. Спустя мгновение, жрица бесследно растворилась во мраке, и пустой храм погрузился в холодное безмолвие.
Оставшись в одиночестве, существо закрыло глаза и тут же погрузилось в сон.

еще фотографии

Подвеска "Superbia". Серебро - 3000 р., бронза - 1800 р

Следующая часть >

Продолжение следует...

@темы: Семь, литература, Извне, ювелирка

---

Проект "Молчаливые Боги"

Проект "Молчаливые Боги"

Только задумчивые сумрачные боги пустыни знают, что произошло тогда...
Г.Ф. Лавкрафт, "Безымянный Город"

Развалины древнего города возникли на горизонте, словно призрачный мираж. Острые грани черных, как обсидиан, обелисков сверкали на солнце. Ломаные линии стен возвышались над бескрайними песками. Город выныривал посреди крутого склона огромного бархана, который подобно застывшей волне нависал над ним исполинской тенью. Над руинами витала дрожащая дымка горячего воздуха, сквозь которую просматривались силуэты строений и храмов. Весь склон был усеян черными точками – проемами, ведущими внутрь погребенного под песком города.

Мы были в самом центре бескрайней пустыни: во все стороны, до самого горизонта простирались желтые дюны.

Мы были в самом центре бескрайней пустыни: во все стороны, до самого горизонта простирались желтые дюны. Посреди этой песчаной пустоты древний город был инородным телом, но в тоже время являлся неотъемлемой частью пустыни.
Мы свернули со своего пути. На третий день горизонт позади руин заволокло мрачное, как сама смерть, облако. Я и раньше видел жуткие песчаные бури, способные за одну ночь перекроить лик пустыни, но этот самум был больше и яростнее, чем можно было вообразить. Его неистовый рев, будто глас разгневанного божества, шел перед ним, за много миль предупреждая о приходе песчаного ада. Мелкий песок поднялся в небо и закрыл солнце, окрасив мир в цвета свежей крови. Наши проводники упали на колени и начали неистово молиться на странном гортанном наречии, где единственным понятным мне словом было имя Сета, бога хаоса и разрушения.
Самум приближался медленно. Черная от мельтешащего песка циклопическая стена росла, затмевая свет, словно позади нее весь мир обращался в прах. Мы сделали все, что было возможно, чтобы обезопасить себя, и теперь ждали прихода бури, укрывшись брезентом и замотав лица влажными тряпками. Все, что оставалось – молиться. Но на мольбы отвечал лишь громогласный голос бури. Невольно прислушиваясь к нему, начинаешь разбирать тихие слова, проступающие сквозь ярость стихии. Я пытался убедить себя, что мне померещилось, когда буря начала шептать мне на ухо невнятные уговоры. Самум убеждал меня подняться из укрытия. Он сулил мне богатство, славу и знания, сокрытые в глубине самой темной истории.
Я сумел противостоять искушению, даже когда песчаный бог позвал меня по имени. Но когда буря миновала, выяснилось, что Сет шептал не только мне. Наш предводитель покинул свое убежище и взглянул в лицо бури. Он выжил, хотя раскаленный песок содрал часть кожи с его лица и вырвал глаза. Я не знаю, что он увидел, и какие истины открылись ему, в сердце песчаной бури, но платой за это было безумие. Он говорил о том, что песок складывался в силуэты людей и существ, двигающихся в темной толще, как живые. Буря продолжала шептать ему, объясняя значения представших пред ним видений, в то время как ветер сдирал с него кожу. Теперь он кричит и воет, как дикий зверь, призывая Сета избавить его от дара. Он молится на множестве языков, которые никто в караване не может перевести или даже узнать.
Я смотрю на изуродованное лицо безумца, и содрогаюсь от ужаса и отвращения, но в глубине души я завидую ему. Он узнал правду, но потерял рассудок. Я же сохранил ум, но вынужден до конца дней страдать из-за собственной трусости, мучаясь вопросами на которые нет ответа.
Самум засыпал руины древнего города, так что мы не сумели найти даже намека на его существование. Я сомневаюсь, что кто-нибудь сумеет когда-либо вновь отыскать обсидиановые обелиски без разрешения властелина пустыни. И вряд ли он позволит взглянуть на свои сокровища тем, кто не осмелился встретиться с ним взглядом.

***

Бескрайние пески, древние храмы, лица молчаливых богов и царей, застывших в вечности с загадочными улыбками на каменных устах. Оставаясь безмолвным, они говорят с нами сквозь тысячелетия.
Случается так, что шепот древних богов достигает и наших ушей - и тогда на свет появляются вещи, пришедшие из другого времени и другого мира. Для тех, кто повелевает песками, нет ничего невозможного.

Этап 1. Эскиз, создание модели

Первый набросок серии был готов еще в марте, и именно на мартовской ярмарке ArtFlection мы смогли обсудить идею проекта. Наверное, многих мастеров посещало ощущение, что ярмарка не просто придает творческих сил, но и побуждает свежие идеи появляться в голове буквально из неоткуда. Чем объяснить такой феномен?.. Неизвестно. Возможно, это какое-то еще не открытое наукой явление, эдакое "креативное облако / креосфера", возникающее там, где в одном небольшом пространстве собираются множество творческих людей.

Создание украшения начинается именно с идеи, но первым рождается эскиз, который будет задавать тон всем последующим стадиям творческого процесса. Имея на руках утвержденный эскиз, за работу берется скульптор. Это лишь одно из многих звеньев большой цепочки, однако, наиболее ответственное - ведь именно на этом этапе рождается внешний вид будущего изделия.
Модель кольца с головой Сета (также как и сам эскиз) была выполнена мастерской "Извне" из самоотвердевающего пластика MagicSculpt. Все модели "Извне" выполнены вручную, без использования компьютерного моделирования. Это своеобразное кредо мастерской - изделие должно родиться в руках и буквально создаваться на пальце, чтобы добиться максимально эргономичной формы. Вот почему даже самые массивные кольца "Извне" оказываются вполне удобными, а иногда к ним привыкаешь настолько, что не хочется расставаться ни на минуту.








Пластиковая модель готова отправиться к резинщику, который снимет с нее форму.

Этап 1.2 Плоские подвески

Ну а пока мастера из "Seth&Loki" используют первоначальный эскиз для демонстрации другого подхода к созданию ювелирных украшений. В данном случае картинка была перенесена на металл и выпилена последовательно на нескольких слоях. После чего слои были спаяны вместе, а готовое изделие было дополнено камнями. С готовой подвески также можно снять форму, чтобы в дальнейшем можно было легко делать ее копии.

Этап 2. Восковки. Кое-что о литье.

После снятия формы с модели у мастера появляется возможность делать восковые модели будущего изделия. Цвет воска обозначает его твердость и другие технические характеристики.
Постепенно в мастерской "Seth&Loki" армия Сетов растет, готовясь обратиться в металл.
Когда партия восковок готова, ее относят в литейную мастерскую. Где восковки собирают в «елку» - единый литьевой стержень от которого, подобно еловым лапам, расходятся будущие изделия. «Елку» помещают в специальный формовочный материал, чем-то похожий на гипс, и выжигают из него воск, после которого в толще материала остаются пустоты. В них и будет заливаться металл.

Этап 3. Обработка. Готовое изделие.

После получения отлитых изделий из литейной мастерской, начинается самый ювелирный этап работы, выполняющийся мастерами из "Seth&Loki".
Сперва все поверхности шлифуются и полируются, для придания гладкости и драгоценного блеска. После производится чернение с помощью серной печени или других реагентов. Изделие покрывается темным налетом, который снимается повторной полировкой со всех выпуклых частей, образуя контраст и объем.
Умелые руки ловко закрепляют гранаты, придавая взгляду пустынного бога хитрый и мрачный блеск.
И вот, впитав в себя труды и опыт многих мастеров, кольцо готово. Сет сверкает гранатовыми глазами из-под нахмуренных бровей.
Очень интересный эффект получился на бронзовом кольце, запатинированном с помощью аммиачных паров. Кажется, что держишь в руках древнюю вещь, пролежавшую в земле или песках долгие века, и лишь недавно найденную археологами.

+8 фото

+7 фото

Этап 4. Дальнейшие планы.

Проект «Молчаливые Боги» не останавливается на достигнутом.
В самое ближайшее время немес* Сета дополнится цветными эмалированными вставками. (*Немес - царский головной убор в Древнем Египте, один из символов власти египетских фараонов. - Википедия)
И уже готовы несколько новых эскизов, которые будут переделаны в 3D модели и превратятся в подвески, шармы и другие удивительные вещи.









Если вас интересуют изделия из этой серии - по всем вопросам вы можете обращаться к  *Saifa*.
Ссылки на участников:
Мастерская "Seth&Loki"
Мастерская "Извне"



 

запись создана: 11.05.2016 в 21:43

---

Кто хотел увидеть спойлеры Рыцаря? =) Походу самая детализированная подвеска из всех.
Все, я отстрелялась, подвески сдала, резину получим на следующей неделе - а там в литье. Нужно еще немного доработать по моделям к ярмарке, чтобы еще успеть с одним сюрпризом специально для мужиков.
А после - сразу за кита. Вон там Хонтор уже выложился, ловлю себя на мысли, что буду создавать фактически антипода его киту. Ну а шо ви хотели?.. Беру с собой на дачку Кларка, буду вдохновляться.

@темы: Извне, ювелирка